Александр Митта: «Шагал и Малевич — это герои мифа»
На этой неделе состоится долгожданная премьера киноленты «Шагал — Малевич» Александра Митты. В интервью режиссер рассказал о том, какие копии писали специально для съемок, что за человек был Марк Шагал и почему сегодня так важно говорить о начале прошлого века.
— Ваш фильм получился скорее про Шагала, чем про Малевича. Или так нельзя поставить вопрос?
— Нет, это не фильм о ком-то одном из них. Это история про взаимоотношения двух больших и совершенно разных художников, попытка ответить на вопрос, из чего мир художника вообще складывается. Когда искусствоведы пишут свои статьи, они, как правило, сосредотачиваются на картине и рассуждают именно о ней, но у Шагала и Малевича к картинам совершенно разное отношение. Для Шагала картина — конец и венец всех его трудов, она сакральна. В ней из красочной грязи лепится великолепие, глубина, многоплановость. Для Малевича картина — это просто иллюстрация его открытия в взаимоотношениях человека и искусства. Для него это новые возможности выразительности, совершенно другие, которым шесть тысяч лет не придавалось должного значения. Система, где цвет и форма, отделенные от предметов, сами по себе являются ценностями, из которых создается мир искусства.
— К ним и публика относится по-разному.
— Шагал остается любимым художником огромного количества людей. Про Малевича так сказать просто нельзя. Потому что он не из тех художников, которых называют любимыми или нелюбимыми. Он человек, открывающий горизонты. Эти два разных отношения видны через то, как оба общаются со своими учениками. Шагал в каждом из своих учеников хочет открыть индивидуальную личность, помочь избавиться от комплексов, открыть в себе уникальность. А Малевич из своих учеников формирует армию, с которой пойдет завоевывать мир, и ему не нужны никакие уникальные люди. Ему нужны люди, которые верят в его великую идею. И естественно, что Малевич выигрывает эту схватку с Шагалом. Тем более что Шагал категорически не участвует ни в каких конфликтах, он занимается только взаимоотношениями художника и картины. Мне казалось, на территории России это важно, потому что самый значительный в мировом масштабе художник из России у нас фигурирует на уровне анекдотов: «Ха-ха, черный квадрат, мой ребенок нарисует лучше». Никто не хочет разбираться, что это такое, что это просто крайняя точка отсчета для создания мира абстрактного искусства, очень важного...
— Целью было рассказать о двух людях, чтобы понять их искусство?
— Да. Кино этим и занимается, оно превращает все в эмоциональные истории и столкновения, конфликты характеров. И есть исторические факты, на которые мало кто обращал внимания. Их несколько. Первый — Шагал образовал школу искусств и позвал туда Малевича. Второй — Малевич там завершил работу над кругом размышления, уточнил все параметры своего супрематизма, первого абстрактного течения, третий — Малевича ЧК посадила, а школа его вытащила, четвертый — Малевич отобрал у Шагала руками учеников эту школу, переделав ее в институт супрематизма. Это реальные факты. А я на этом фоне развил мифологическую историю взаимоотношения двух художников. Они совершенно разные, и даже когда борются, делают это не как враги, а представители двух совместимых между собой миров.
— Насколько легко будет зрителю смотреть Малевича и Шагала, и насколько важно знать что-то о художественной сцене начала века?
— Насколько можно, я это облегчил — к сожалению, за счет искусствоведческой глубины. Но мы делаем не искусствоведческое исследование, мы делаем мифы. Сочиняем истории. Это миф о двух очень разных художниках, которые делают одно дело — украшают мир своими идеями. В конце картины они идут в будущее рука об руку.
— Почему вы выбрали именно этих актеров на главные роли?
— Да я не выбирал! Заранее по крайней мере. Они попали ко мне через обычные пробы. Леня Бичевин — эмоциональный, красивый, его любят девушки. И мне хотелось, чтобы Шагал был эмоциональный, красивый, каким он и был на самом деле. В жизни он был красив, умен, сдержан, обожал свою жену, был верен своим друзьям и принципам, почти человеческий идеал. Жизнь ему за это сделала подарок — до 98 лет он работал, был погружен в свое искусство. А Толя Белый — эмоциональный, умный актер, известный и очень востребованный. Единственная проблема — он не вылезает из фильмов и сериалов. Во всем снимается, слишком много. Вы его всегда увидите на одном из телеканалов. Но претензий к нему при этом ни в одной роли нет. И девочка-дебютантка, Кристина Шнайдерман, она эмоциональная, красивая и очень искренняя. То, что нужно было для жены.
— Она тоже просто пришла на пробы?
— Нет, ее как раз я в этой роли видел с самого начала. Но пробы она тоже сделала убедительные.
— Как вы работали над фильмом? Много декораций пришлось поставить в Витебске?
— Да, да, очень много декораций. Мы нарисовали 154 картины в стиле Малевича. Копий среди них не было, но поскольку эти картины и не требуют этого, главное в них — идея, которая выражается у Малевича в большом количестве неподписанных планировок. Картины Шагала тоже сделали, но они остались в распоряжении фонда Шагала. Копий там было не так много, было больше увеличенных эскизов. Некоторые из картин были величиной в несколько этажей — чтобы показать трансформацию от легкого, веселого города Шагала к городу, устремленному в будущее, который хотел создать Малевич.
— А кто занимался этими копиями?
— Эдик Галкин, известный кинохудожник. У него была команда в Витебске, хорошие художники, которые добросовестно это делали. Не артель, но во всяком случае энтузиасты-добровольцы. В Витебске еще есть самодеятельный театр, оттуда мы набрали ребят, которые показывали пролеткультовскую гимнастику на празднике и участвовали в других массовых сценах.
— Я читала, что диалоги Малевича вы составляли из его манифестов и публичных выступлений.
— Да, он лучший философ в мире абстрактного искусства. У него очень внятные, четкие, простые тезисы. Он очень хорошо представляет, каким целям должно служить его искусство и как оно должно распространяться по миру.
— В случае Малевича есть богатый очень риторичный материал, а в случае Шагала?
— В случае Шагала сложнее. У Шагала есть прекрасная книжка, на которую мы опирались.
— Но она же совсем небольшая.
— Небольшая. Жизненный принцип Шагала: «Я убегаю от всех конфликтов». Он ему следовал, ни с кем никогда не конфликтовал. Картины — единственное, что он всерьез воспринимал, чем он жил. Передо мной несколько режиссеров пытались снять о нем кино, но ничего не получалось. В его истории нет конфликта, он очень цельный человек, так же как и Малевич. Нет кризиса. Нам надо было сконструировать сюжет, не искажая действительности. И конечно, без конфликта с Малевичем ничего бы не получилось. По поводу этого противостояния Шагал никогда ничего не говорил, и его внучка, когда она приехала сюда, тоже рассказала, что Шагал всегда о Малевиче говорил с большим уважением. Потому мы и фильм закончили их полным единением.
— Я так понимаю, что для сценария важен и конфликт Шагала с женой, и конфликт с учениками.
— С женой конфликта нет и быть не могло, они любили друг друга и жили душа в душу. И когда она неожиданно за одну ночь умерла, он пришел домой, упал на кровать и через шесть часов встал оттуда седым. И потом полгода ничего не делал. Это известный факт. Но так как она молода и красива, у нее было много женихов, мы придумали персонаж, который ее явно добивается, домогается и угрожает ее жизни и жизни Шагала. А она его защищает. Это тоже драматический материал. Это не нарушало ее характер, а только раскрывало. Принцип картины новельный — это шесть новелл, которые сплетены, как косички, в единый рассказ. Это разножанровая картина. Это байопик, мелодрама, фэнтези без фантазии, драма. Сейчас это принято. Лет 15—20 назад считалось, что картина должна быть чисто жанровая, и тогда она в порядке. Сегодня это не так, даже на рынке.
— Вам кажется, жанр для фильма принципиален?
— Да, для меня это абсолютно принципиально, я не представляю себе фильм вне жанра. 40 лет назад нам говорили, что нужна жизнь в форме жизни. А сейчас это глубоко отсталое представление. Меняется определение. Сейчас сотня разных комедий — черная, комедия ужасов, романтическая комедия, драмеди. И так с каждым жанром, они размножаются все время.
— А из фильмов-биографий и фильмов о художниках у вас есть что-то, на что вы внутренне ориентировались?
— Да. Я знаю все фильмы о художниках, и они всегда имели очень ограниченный зрительский успех. Потому что живопись на экране выглядит не очень хорошо. Ее надо спокойно рассматривать, раздумывать, а кино этого не позволяет. Я посмотрел десяток документальных картин о Шагале, и у меня ничего не осталось в голове. Не то что мало, а просто ноль. Все-таки в картине есть какая-то магия, никуда от этого не деться.
— «Пиросмани» Георгия Шенгелая — редкий фильм, на который можно смотреть как на картину.
— С примитивистами просто — у них простой цельный взгляд. На самом деле это просто картина о таком человеке, а не о конкретном Нико Пиросмани. У него такая профессия, такое призвание. Человек все равно в центре. Есть «Фрида», успешный фильм, там актеры классные и сюжет голливудский. У Фриды увечье, муж художник с яркой биографией борца. Там было из чего делать фильм. Ну и талантливо сделано. Второй такой фильм я уже не назову. Но вот во «Фриде» как раз до минимума свели общение с картинами. Сама она, Троцкий, Диего Рибейра — там в кадре они. Серьезные люди, про каждого можно снять кино.
— Насколько важно сегодня возвращаться к искусству именно начала ХХ века?
— 1920-е годы, конечно, прекрасный материал для кино. Это фантастические художники — Маяковский, Родченко, Малевич, амазонки авангарда с ярким, радостным, ни на что не похожим искусством. Это время, когда Россия открывала миру горизонты в кино. Эйзенштейн придумал киноязык, в театре были Станиславский, Мейерхольд, в живописи — Малевич, конструктивисты и Татлин. Все это сильно повлияло на развитие искусства в мировом масштабе. У России никогда больше такого влияния не было. И на Олимпиаде, когда надо было показать, что Россия не Басков и не матрешки, что они показали? На открытии они показали Малевича, эпизод с красными машинами, которые символизируют индустриализацию. А на закрытии показали мир Шагала. Это два художника, которые представляют Россию в мировом искусстве. Малевич в мире — номер один. А Шагал по крайней мере в пятерке, рядом с Пикассо, Браком и Леже.