Александр Митта: «На фильм «Шагал — Малевич» я выложил свои последние деньги»

На экраны выходит новый фильм Александра Митты «Шагал — Малевич». С одной стороны, это история о возвращении в родной Витебск художника Марка Шагала с женой Беллой и дочкой, об открытии им Школы искусств и преподавании там Казимира Малевича. С другой — это слово о нашей гордости, потому что слава России в живописи представлена в мире именно этими двумя именами.

— Александр Наумович, поздравляем с картиной! В наше время самое первое, что спрашивают, это «откуда дровишки», в смысле деньги на фильм нашлись?

— Кино снималось на частные деньги. Хотя мы честно победили в конкурсе сценариев и получили помощь от государства на начальный этап съемок миллион рублей. Потом, и так всегда бывает, даже если сроки соблюдены день в день, эти деньги кончились быстрее, чем ожидалось. Нам пообещали еще миллион, попросив, правда, принести одобрение всех, кто имеет к теме художников отношение, и нам дала добро, посмотрев материал, Академия художеств, Центр современного искусства и Музей современного искусства — но в итоге мы получили только 200 тысяч. На все. Хотя я и говорил, что картина будет представлять русское искусство. Так получилось, что мы не сговариваясь с Эрнстом, оба посчитали, что для мира русское искусство, хорошо это или плохо, сегодня представляется двумя фигурами — Шагал и Малевич. И на открытии Олимпиады в Сочи Малевич был показан как главная фигура ХХ века, а на закрытии — Шагал. Так что этих художников народ должен знать — они слава наша.

— Ждете успеха?

— Все картины о художниках, кроме «Фриды», никогда не имели зрительского успеха. Из-за коренного противоречия: живопись требует спокойной созерцательности. А в кино должен быть такой монтаж, чтобы каждый кадр был как бы недосмотренный, чтобы хотелось следующий смотреть. И меня это подрубало, конечно. Я не сразу осознал, что надо делать кино, а не представлять художников. Драма требует мифа, байопик — документальности, а тут еще и элементы фэнтези нужны, чтобы показать мир художника. Вот у нас сколько было денег, столько на фэнтези и ухнули. Еще нам надо было платить очень большие деньги Фонду Шагала за каждую показанную в фильме картину — даже на заднем плане или в темноте, Малевич в этом смысле очень хорош — за него нам не надо было платить. У нас в Витебске прекрасные художники, которые сделали целых 154 картины как бы Малевича, тем более, что ему, представителю нового искусства, даже не принципиально было подписываться. Выдумали мы и историю с женой Шагала и влюбленным в нее давним другом Шагала, а ныне красным комиссаром — хотя Белла в реальности была безупречна. Но без мелодрамы не обойтись! В кино должен быть конфликт — иначе ничего не сложится.

— Они и в творчестве все же были принципиально разные?

— Для Шагала главное, что художник вмещает в картину, а для Малевича — концептуальный взгляд, он же первый в мире продуманный, сознательный абстракционист. Его система стала стилеобразующей основой для всего ХХ века. И не только в живописи, а в архитектуре, в дизайне. Японцы, например, спланировали город по архитектонам Малевича. Многие считают его вообще самым влиятельным за всю историю живописи. Только профаны могут считать, что черный квадрат — это клоунство. На самом деле это азбука искусства и точка отсчета! А Шагала все просто очень любят — и раннего, и коммерческого и возрожденного, 70-летнего монументалиста, создателя великих фресок и витражей. Но родина всегда была для него на первом месте, где бы он ни жил. В своей живописи он все соединил — бога, семью, человека, землю. И эти художники из России. Мы даже не понимаем, насколько это большая гордость. Как будто это не наше национальное достоинство. Поскольку музеи пусты всегда, я насколько мог, попытался приблизить этих художников народу. Я-то всегда любил ходить по музеям, и единственный человек, которого я там встречал из знакомых режиссеров — это мой однокурсник Андрей Тарковский.

— Только не сердитесь, Александр Наумович. Но начинаешь смотреть — думаешь: ну, вот как-то лубочно все. Но очень скоро въезжаешь в идею: эстетически ваша картина направлена в ту же сторону, что и шагаловские полотна. Не только цветом... Формы и даже синтаксис, речь персонажей — все оттуда, из его мироощущения.

— Абсолютно точно. Если через полтора часа просмотра у вас родилось красочное представление о мире, (сказать «близкое к Шагалу» — это будет наглостью все же), значит мы правильно двинулись. Потому что Малевич очень ярок, а сейчас кино делают сдержанным, черно-белая гамма берется за эталон. Яркий цвет в кино всегда грубоват. Но сейчас, с переходом на цифру, появилась возможность манипулировать цветом. Ты можешь снимать хоть самый серый день, а сделать из него тропики. Ночь, закат, лето — ты можешь все что угодно с «цифрой». Вот мы практически и рисовали каждый кадр, чтобы все собиралось в единую живописную картину, хотя на самом деле, конечно, кино должно заниматься характерами, а живопись висеть в музеях. У них разная жизнь, что бы ни говорил Малевич по этому поводу. Совместить невозможно, я это понимаю, и все же я сделал это.

— Дальше — больше. С эстетикой все более-менее понятно. Но ведь и с содержанием тоже фокус. У Шагала и Малевича происходит конфликт преподавательских идей, чувств, чего угодно. И при этом все герои немного того — лопухи «шагалистые». Даже злодеи — наивны и светлы в конечном итоге.

— Ох, ну да. Но все-таки конфликт нужен для кино — как гвоздь для вешалки. Иначе на чем все будет держаться? И Шагал с Малевичем должны спорить как протагонист и антагонист. Хотя в жизни, конечно, они не конфликтовали. И только в финале реализуется идея о том, что каждый художник создает свой уникальный мир и всем этим мирам найдется место, а до этого надо чтобы были интриги, любовь, предательство, чтобы сочувствовать и переживать. Иначе несмотрибельно. Когда ученики предают Шагала ради Малевича, пообещавшего им «твоим языком весь мир будет разговаривать с космосом», это укладывается и в законы и жизни, и кино. Но что там чистая правда — это то, что Шагал создал эту школу, позвал туда Малевича, того арестовали и педагоги школы его освобождали от ЧК. И что Малевич, осознав, как школа может продвинуть его великую идею, руками учеников ее и отобрал — тоже чистая правда, как и то, что когда Шагал уехал в Европу, то никогда ни слова осуждения он не говорил о Малевиче. А наоборот — только с большим уважением. Об этом есть свидетельства. А Малевич, кажется, этого эпизода свой жизни даже и не заметил вовсе.

— Вы сняли фильм, чтобы приобщить людей к искусству?

— Да нет, просто показать, что есть у нас в России художники, с которыми считается весь мир. И которые этот мир изменили и меняют до сих пор. Авангардист Малевич велик для всех, кроме России, которая его не хочет признавать и почитать. Его могила в Немчиновке закатана асфальтом и по нему ходят люди. Хотя вроде бы сейчас появилась идея создать центр памяти Малевича.

— Александр Наумович, я что-то подумала, что неискушенному зрителю Малевич и Шагал покажутся людьми с придурью и только. Не боитесь?

— Конечно. Мы об этом и говорим. Что художник немножко псих. И на минутку, «придурки» вроде Моцарта сочиняют великие симфонии, а их хоронят в общей могиле. Се ля ви. Считать художника придурком — удобнее. Потому что по общему мнению, делать то, что тебе не приносит деньги — глупо. Ты должен зарабатывать, богатеть. А художник по-другому устроен. У него есть что-то его переполняющее. Есть счастье от искусства, ради его можно жить.

— А вы тоже ради фана снимали свое кино?

— Я? Ну я совсем не думал, что могу что-то заработать на этой картине. Когда я получил возможность это делать, я полностью забросил все другие дела и заработки. И закончил фильм совсем без копейки. Но я был счастлив. Абсолютно. Я понимал, что лет мне уже много, что это последняя возможность, а с этими мыслями — снять кино о художниках — я жил лет сорок.

— А идея Малевича о том, что искусство не должно повторять жизнь, близка вам?

— Нет, это его точка зрения. Я начинал свой путь как карикатурист, мой мечтой было работать в «Крокодиле», я пришел во ВГИК-то чтобы рука окрепла, но кино меня засосало. Думаю, что кино должно быть верно реализму. И я очень люблю реалистические картины, рисунок и Шагала очень люблю. Он такой пылесос, всосавший в себя все идеи, которые вокруг него были в парижской школе. У него есть и импрессионизм, сюрреализм, экспрессионизм и кубизм, хотя от всего открещивался, но все впитывал и превращал в Шагала. А Малевич он все создал на абсолютно пустом месте. Радикальная мысль о том, что может существовать абстрактное искусство до него вообще никому в голову не приходила. А с ней каждый понял, что и он может в этом мире найти свое развитие. Так что великим Малевичем надо восхищаться. И то что два таких художника оказались в одном времени и месте — эту идею грех было не использовать.

— А для вас имеет значение, что ваш день рождения — это день смерти Шагала.

— День смерти Шагала, это день счастливого завершения его земной жизни. Ведь он практически и не умирал. Он сел в лифт, чтобы подняться в мастерскую работать (а он в 98 лет работал), а когда двери открылись, его уже не было. О такой смерти можно только мечтать.