Антонина Заинчковская (Марочкина). «Построить книжку в первом ощущении...». Вера Ермолаева — Даниил Хармс

«Эти мальчики теперь тоже работают в Госиздате и увлекаются самой идеей сделать для детей занятно», — писала об обэриутах Вера Ермолаева Борису Эндеру в 1928 г.¹ Именно тогда Даниил Хармс появился в детской редакции Госиздата. Молодых поэтов ОБЭРИУ пригласил С.Я. Маршак, желая привлечь их к созданию новой детской литературы.

Детгиз, руководимый СЯ. Маршаком и В.В. Лебедевым, в то время был средоточением лучших литературно-художественных сил города. Там были Бианки, Житков, Асеев, Шварц, Венгров, а из художников — Тырса, Радлов, Малаховский, Конашевич, Лапшин и многие другие. Как вспоминал художник В.А. Власов², работавший в Детгизе: «Туда шли все, в ком было живое чувство живого искусства. От Малевича пришла В.М. Ермолаева. За ней <...> Рождественский³, Лева Юдин⁴, Стерлигов. Пришли Якобсон⁵, <...> Зенькович⁶, Певзнер⁷, Тамби⁸ <...>»⁹.

К тому времени, когда Вера Ермолаева впервые перешагнула порог детской редакции, а произошло это в 1925 г., она была уже сформировавшимся мастером с яркой, особенной индивидуальностью. За спиной были годы учебы в парижских художественных мастерских и в студии Бернштейна, в Санкт-Петербургском археологическом институте. Ермолаева пробовала себя и в театре и в книге. Она дружила и работала с И. Зданевичем, М. Ле Дантю, М. Ларионовым, В. Маяковским, М. Добужинским, М. Шагалом. От последнего в 1918 г. она приняла эстафету руководства Витебским художественным училищем, куда пригласила Малевича, где был создан знаменитый УНОВИС.

Ермолаева во многих отношениях была человеком интересным и даже уникальным. Калека с детства (по разным версиям — из-за перенесенного в юном возрасте полиомиелита или травмы, полученной в результате падения с лошади), она всю жизнь передвигалась в неудобном корсете или на костылях. При этом обладала на редкость живым темпераментом, сильным, волевым характером, а неизменное чувство юмора помогало ей во многих сложных ситуациях. Художница вела активный образ жизни: ездила в дальние путешествия, ходила под парусом, правила лошадьми. Многих притягивало обаяние ее цельной натуры, особенно тянулась к ней молодежь. Как писал Власов: «Группа была более разношерстная, объединялась вокруг В.М. Ермолаевой. Тут были и Рождественский с Юдиным, и Зенькович с Великановой¹⁰, и Кондратьев¹¹ и Стерлигов <...> Вера Михайловна любила молодежь, была снисходительной и просто очень доброй. <...> Вспоминается, как-то в день получки детгизовская молодежь отправилась в полном составе в пивную <...>. Пошла и Вера Михайловна. Веселились, пили без меры, <...>, оказалось, расплачиваться нечем. И вот Вера Михайловна, узнав об этом, с радостью оплатила весь кутеж»¹².

Тогда был период строительства нового. Новая идеология ставила перед детской литературой определенные задачи. Менялись темы, менялось их воплощение. Книги должны были рассказывать подрастающему поколению Страны Советов об окружающей жизни, а не сказочном, выдуманном мире. Оформители искали новые принципы иллюстрирования, отвечающие современному содержанию. В начале 1910-х гг. футуристы-экспериментаторы предложили делать книги по-новому. Они в корне разрушили представление о декоративном строе печатного издания. А сейчас, в 1920-е, художники, каждый по-своему, создавали современный иллюстративный язык. Соединяли старые традиции и новые идеи.

В. Петров писал: «Расцвет ленинградской книжной иллюстрации был подготовлен успехами станкового искусства, в котором раньше, чем в других сферах, происходила разработка новых пластических идей и принципов»¹³. Детскую книгу 1920—1930-х гг. творили не специалисты-книжники, а художники в самом широком смысле этого слова. Они были и живописцами, и графиками. Их работа в иллюстрации основывалась на станковой живописи, была плодом многостороннего художественного опыта.

Возникшему в Детгизе альянсу между Ермолаевой и обэриутами обязано появление одних из самых оригинальных изданий для детей: «Иван Иваныч Самовар» Д. Хармса, «Рыбаки», «Много зверей», «Бегать, прыгать», «Подвиг пионера Мочина» А. Введенского, «Хорошие сапоги», «Восток в огне» Н. Заболоцкого, «Учитель географии» Н. Олейникова.

Вера Ермолаева одна из тех, кто стоял у истоков создания новой печатной формы. Особенностью ее оригинального стиля было то, как она работала над книгой, — как писал Юдин: «...построить книгу в первом ощущении», создать «новое, и <...> органическое продвижение»¹⁴. Маленькое издание от обложки до последней страницы было единым, взаимосвязанным организмом. Так, как делали мастера «Мира искусства» в начале века. Но главным в оформлении было не декоративное, а конструктивное начало, основанное на принципах нового искусства — кубизма и футуризма. Ермолаева сумела органично соединить в иллюстрациях различные художественные системы.

Характерным ее творческой манеры были лаконизм, острая образная выразительность, внимание к обыденному, неповторимый пластический язык. В иллюстрации она разрабатывала живописно-пластический метод. Будучи прирощенным живописцем, главным своим аргументом Ермолаева сделала цвет — глубокий, чистый, насыщенный, выражавший эмоционально образное существо книги.

Что касается Хармса, то он с переменным успехом сотрудничал с Детгизом с 1928 по 1941 г. Оформителями его стихотворений и рассказов были очень разные художники: Правосудович и Глебова, Татлин и Конашевич, Юдин и Лебедев, Порет и Васнецов. Среди них были настоящие мастера детской книги, такие, как Лебедев, Малаховский, Юдин, Конашевич, Радлов, и были художники, редко обращавшиеся к иллюстрации, как, например, Татлин. С некоторыми из них у Хармса складывались интересные творческие или дружеские отношения, бурные романы.

Веру Ермолаеву можно назвать одним из самых популярных иллюстраторов поэта. Она познакомилась с ним еще в Государственном институте художественной культуры, существовавшем в Петрограде-Ленинграде в 1923—1926 гг. В институте Ермолаева занималась исследованиями в области цветовых и живописных явлений в пяти основных системах современного искусства согласно разработанной Малевичем теории прибавочного элемента.

После разгона института в 1927 г. на квартире у Ермолаевой стали собираться художники, поэты, писатели, артисты. Впоследствии эти собрания легли в основу группы живописно-пластического реализма, куда вошли Ермолаева, Юдин, В.В. Стерлигов, Рождественский, М.Б. Казанская¹⁵, Великанова, В.В. Зенькович, А.А. Лепорская¹⁶, С.И. Фикс¹⁷, Л.С. Гальперин¹⁸. Хармс впервые попал на ермолаевские журфиксы в конце 1926 г. и стал бывать постоянно.

Особенно часто в его записных книжках имя Ермолаевой упоминается в период 1927—1928 гг., когда обэриуты готовили в Доме печати знаменитый вечер поэзии «Три левых часа» (24 января 1928 г.). Ермолаева и Юдин выполнили для этого вечера уличную афишу с текстом Хармса. Последний записал в своем дневнике: «Вот это событие! Впервые моя форма, моя собственная форма, которая была дана не по обязанности, а с любовью — вошла в жизнь и оказалась на высоте. <...> Приятно то, что сделали вещь просто, без мук и выдумывания. <...> Сегодня специально по морозу бегал смотреть, как выглядит наш плакат. Наши еще не выдрыхлись его повесить. <...> Отзыв Терентьева: «Культурно и нагло. То, что надо»¹⁹.

Творческие отношения перерастали в личные²⁰. Любопытный факт — Хармса и Ермолаеву могли сближать воспоминания детства. Их отцы в разное время в 1900-е гг. дружили с известной революционеркой Верой Фигнер и были репрессированы царским правительством по ее делу. Иван Павлович Ювачев провел 8 лет на Сахалине, а Михаил Борисович Ермолаев с сыном и маленькой дочерью был выслан за границу.

Хармс был притязателен к оформлению книги. Даже читая взрослую литературу, он был внимателен к рисункам, сопровождающим текст. От них он требовал четкого следования любым самым незначительным деталям, правдоподобия, подчинения сюжету и внедрения в литературную ткань²¹. Хармс встречался почти со всеми художниками, которые получали заказ на иллюстрирование его произведений. В его записных книжках фигурируют имена и адреса В.М. Конашевича, Е.К. Эвенбах, Т.Н. Глебовой, Е.В. Сафоновой, Э.М. Криммера, Б.Ф. Семенова. Однако далеко не всем удалось стать «хармсовским» художником. На наш взгляд, произведения Хармса сложны для иллюстрирования в том смысле, что крайне сложно найти нужный эквивалент, уловить интонацию его абсурда.

Одна из первых гизовских книжек Хармса, «Иван Иваныч Самовар»²² с рисунками Ермолаевой может служить своего рода эталоном оформительского качества. Изобретательность и юмор, присущие детским иллюстрациям художника, особенно блестяще проявились в этой работе. Вера Михайловна обладала редким качеством наблюдателя, способностью подмечать самые мелкие, незаметные, обыденные вещи, чтобы затем неожиданно воплотить их в своих рисунках. В.В. Стерлигов, художник, друживший с Ермолаевой, вспоминал: «Как-то раз, в 20-е годы мы спускались по лестнице из квартиры «Эндеров»²³, где бывали поэты, писатели, художники: Заболоцкий, Матюшин²⁴, Хармс и многие другие. Вера Михайловна, опираясь на костьми, выходит последней, а я перед ней. Вдруг она мне говорит: «Посмотрите, посмотрите, как она шевелит усиками, чуф-чуф!» В маленькой нише у двери лежала щеточка для чистки матовых стекол; только и всего. Все прошли мимо неё и её не заметили, а Вера Михайловна увидела, что щеточка совсем живая. После, через несколько лет я увидел эту щеточку в образе добрейшего старичка из книжки «Иван Иваныч Самовар» Хармса и сразу узнал её. Вот как Вера Михайловна выносила из жизни в искусство образы, незаметные для других»²⁵.

Работая над книжкой, Ермолаевой удалось уловить интонацию и особую ритмику стихов поэта. В стихотворении Хармса главный герой — пузатый, важный самовар, «худеющий» к концу книги. В иллюстрациях сохраняется своеобразное, почти физическое равновесие масс. Масса, которую теряет самовар, воплощается в новом участнике чаепития. Каждый рисунок изображает один и тот же интерьер: стол с самоваром и сидящими за ним членами семьи. Плоскость стола является направляющей линией, по которой совершается поступательное движение и на которой художник выстраивает ряд персонажей — никогда не повторяющихся, всегда различных характеристик. Такую книжку интересно разглядывать. Удивительно, как подмечена всякая, даже самая, казалось бы, незначительная деталь. Фигурки персонажей — бабушки, дедушки, внучки, собаки Жучки — очерчены плавным неровным контуром. При взгляде на них возникает иллюзия детского, немного наивного почерка. Но именно в этой «инфантильности» неповторимый шарм иллюстраций.

Юдин писал о соавторстве с Ермолаевой в Детгизе: «Приятно работать с Верой Михайловной <...>. Она отличный работник. Быстро, спокойно, без шума и драм. Полная противоположность мне. Мы с ней хорошо сработались и понимаем друг друга с полуслова. Она часто бывает очень скромна и тактична»²⁶.

Многие литературные произведения, оформлением которых занималась Вера Ермолаева, появлялись сначала на страницах гизовских журналов «Чиж» и «Еж». Работа в них являлась для иллюстратора определенной экспериментальной базой: возникшие идеи впоследствии воплощались в книжной графике. Тем не менее книжные и журнальные рисунки никогда не повторялись. Пожалуй, единственным недостатком последних было то, что они не всегда выполнялись в цвете. Тем не менее это давало возможность художнику продемонстрировать «чистый» графический талант. «Иван Иваныч Самовар» с рисунками Ермолаевой был напечатан в первом номере «Ежа»²⁷. На этот раз был найден особый прием: картинки-эпизоды располагались одна под другой соответственно четверостишиям, а герои помещались не вдоль, а вокруг стола с самоваром в центре.

В конце 1928 г. редакция объявила конкурс на серию рисунков «Приключения Ежа». Она должна была стать своего рода визитной карточкой журнала. Персонаж, созданный Хармсом и Ермолаевой, получился интересным, конкретным, обаятельным и, наверняка, нравился малышам²⁸. Оформление рассказа было подобно веселым картинкам, и дети готовы были читать его из номера в номер.

В иллюстрациях к истории Д. Левина и Хармса «Друг за другом«, опубликованной в 1930 г. в «Еже»²⁹, у Ермолаевой появился странноватый изобретатель Астатуров. Колкий юмор, с которым охарактеризован герой, ничем не уступает сатире Хармса. В рисунках к стихотворению «Как папа застрелил мне хорька»³⁰ Ермолаева проявила себя как непревзойденный мастер деталей, мелких подробностей, которые ярко очерчивают образ.

В конце 1920-х гг. в советской прессе развернулась полемика о целях и задачах детской литературы. Появился ряд статей, больше похожих на кляузы, призывающих к борьбе с формализмом в детской литературе. Среди прочих книжки Ермолаевой «Шесть масок» и «Маски зверей» были названы «совершенно ненормальными по рисункам», «явно контрреволюционными с точки зрения интернационального воспитания детей». Их предлагалось даже изъять из продажи, чтобы «в период классовой борьбы <...> оградить нашу смену от враждебных влияний, а то у нас ее отвоюют наши враги <...>»³¹.

В 1931 г. возникло так называемое «дело детской редакции Госиздата»³². Хармс, Введенский, Бахтерев были арестованы для дачи показаний по поводу «глубоко антисоветских, вредных для детей книг», таких, как «Миллион», «Как старушка чернила пролила», «Иван Иваныч Самовар», «Как Колька Пенкин летал в Бразилию», «Заготовки на зиму», «Авдей-Ротозей», «Кто», «Бегать-прыгать», «Подвиг пионера Мочина». «Иван Иваныч Самовар» был назван антисоветской, буржуазной книжкой, изображающей кулацкую семью с огромным самоваром — символом мещанского благополучия.

В 1938 г. во время ареста Заболоцкого пристальное внимание ГПУ вызвал его сборник стихов «Столбцы»³³. Поэта обвинили в искаженной трактовке советской действительности и образа советского человека³⁴. Среди работ Ермолаевой сохранился малоизвестный эскиз обложки к этому сборнику. Гуашь, которую мы датируем концом 1928 — началом 1929 г., не была использована в окончательном издании. Стилистически набросок относится к произведениям, написанным Ермолаевой по возвращении из поездки на Баренцово море в 1928 г. По своим колористическим и пластическим характеристикам он особенно близок таким листам, как «Лошадь и дом», «Скачущие кони», «Два коня» (1928).

По трагическому стечению обстоятельств жизнь Веры Михайловны Ермолаевой оборвалась в 1937 г., тогда же, когда закрыли ленинградский Детгиз. 25 декабря 1934 г.³⁵ она и другие художники группы пластического реализма были арестованы органами НКВД. Ермолаева обвинялась в антисоветской пропаганде по статье 58—11, ставшей «популярной» в то страшное время. Ей припомнили все: и брата-меньшевика, и интеллигентские журфиксы, и дворянское происхождение <...>. «По имеющимся данным <...> Ермолаевой Верой Михайловной быв.<шей> дворянкой, раннее связанной с меньшевиками, <...> за последнее время делается попытка сорганизовать вокруг себя реакционные элементы из среды интеллигенции. У Ермолаевой на квартире происходят законспирированные сборища группы лиц, которых объединяет общность политических установок. <...>»³⁶. Формальным поводом для ареста послужили именно книжные иллюстрации³⁷. Во время обыска на ее квартире среди прочего были конфискованы несколько графических листов. Это были иллюстрации к поэме Гёте «Рейнеке-лис», над которыми Ермолаева работала в 1934 г. без издательского заказа. В НКВД эти произведения были восприняты как злонамеренная антисоветская клеветническая сатира на органы советской власти. Им был посвящен один из первых допросов. Якобы со слов автора рисунков утверждалось, что в период паспортизации, в 1933 г., когда ей долгое время не давали нового паспорта, она выполнила «в антисоветском духе пять иллюстраций к поэме Гёте «Рейнеке-лис». Действующие лица поэмы были взяты из современной действительности. Рейнеке-лис — «проныра мелкого калибра, устроившийся на службу в ГПУ». Гринберг-барсук был назван «начетчиком диалектического материализма и составителем марксистской энциклопедии». Гинцекот являлся «спекулянтом с юридическим образованием, любящим хорошо пожить». Одна из гравюр изображала «Зайца-обывателя, дрожащего от страха перед тройкой по паспортизации, — тремя волками, курящими, сидя за красным столом». Последний и единственный сохранившийся рисунок получил название в НКВД: «Роман под тремя громкоговорителями. Рейнеке-лис проводит служебные досуги в радостях жизни»³⁸.

29 марта 1935 г. Ермолаева была осуждена как социально опасный элемент и приговорена к трем годам лагерей. Она оказалась в одном лагере в поселке Долинка 3-го отделения Карлага с В.В. Стерлиговым. В 1937 г. Стерлигов получил освобождение по 15 пунктам. Судьба Ермолаевой долгое время оставалась неизвестной. По воспоминаниям Стерлигова, отсидев три года, она получила добавочный срок. За этим следовала легенда об острове в Аральском море и барже, которая высадила там зэков. Спустя многие годы автору настоящей статьи удалось найти в Карагандинском архиве УФСБ документы, проливающие свет на кончину Веры Ермолаевой. По документам, присланным из Караганды, «20 сентября 1937 года Заседанием Тройки УНКВД Ермолаева была вторично приговорена по статьям 58—10, 58—11 к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор приведен в исполнение 26 сентября 1937 года»³⁹.

Советская карательная машина поглотила жизнь талантливого художника и оригинальнейшего из Ленинградских поэтов, как и многих других их современников. Долгие годы имена Веры Ермолаевой и Даниила Ювачева-Хармса были преданы забвению. Но остались яркие, оригинальные детские книжки — плод, рожденный талантом двух неординарных мастеров.

Примечания

1. Вера Ермолаева и Борис Эндер. Публикация, комментарии и вступительная статья З. Масетти-Эндер // Эксперимент. Т. 5, LA, 1999. С. 173—179.

2. Власов Василий Андрианович (1905—1979) — рисовальщик, иллюстратор. Познакомился с В. Ермолаевой во второй половине 1920-х гг. в детской редакции Государственного издательства. 27 января 1935 г. Власова вызывали на допрос по делу Ермолаевой. После смерти художницы сохранил некоторые произведения Ермолаевой (сейчас в коллекции Русского музея).

3. Рождественский Константин Иванович (1906—1997) — живописец, график, оформитель. В 1923—1926 гг. — практикант ГИНХУКа, вместе с Ермолаевой входил в корпорацию научных сотрудников института. В 1928—1934 гг. являлся членом группы пластического реализма, возглавляемой В.М. Ермолаевой.

4. Юдин Лев Александрович (1903—1941) — график, живописец, иллюстратор детских книг и журналов. В ГИНХУКе возглавлял лабораторию Б (формы) в отделе Малевича (1923—1926).

5. Якобсон Александра Николаевна (1903—1966) — живописец, график, иллюстратор. Также как и В. Ермолаева, работала в 1920—1930-е гг. в Детгизе.

6. Зенькович Вера Владимировна (1906—1985) — живописец, рисовальщик, иллюстратор. В 1920—30-е гг. — ученица В.М. Ермолаевой. Вместе с ней она ездила в Пудость в 1932—1933 гг. После смерти Ермолаевой Зенькович сохранила некоторые ее работы.

7. Певзнер Теодор Иосифович (1904—1942) — художник, иллюстратор детских книг и журналов, плакатист. Работал в Госиздате — Детгизе, журналах «Чиж», «Еж», «Костер».

8. Тамби Владимир Александрович (1906—1955) — рисовальщик, литограф, художник книги. В 1930-е гг. работал в экспериментальной литографской мастерской, в Детском отделении Госиздата.

9. ОР ГРМ. Ф. 209. Ед. хр. 53. Л. 6.

10. Великанова Регина Васильевна (1894—1994) — живописец, график. Родилась в г. Дуганске Екатеринославской губернии. В 1911 г. окончила Екатеринославскую гимназию в Петербурге. В 1911—1917 гг. прошла курс в школе Общества поощрения художеств. В 1921—1926 гг. училась в Академии художеств. В 1925—1926 гг. являлась аспиранткой отдела живописной культуры ГИНХУКа. Занималась «практическим и теоретическим исследованием импрессионизма». Во второй половине 1920-х — 30-е гг. работала в Детгизе. В конце 1920-х — начале 1930-х гг. — ученица и подруга В. Ермолаевой. В 1930 г. совершила с ней поездку на Белое море.

11. Кондратьев Павел Михайлович (1902—1985) — живописец, график, иллюстратор, акварелист.

12. ОР ГРМ. Ф. 209. Ед. хр. 53. Л. 6

13. Пятьдесят лет ленинградской книжной графике. Каталог // Вст. ст. В. Петрова. Л., 1969. С. И.

14. ОР ГРМ. Ф. 205. Ед. хр. 5. Л. 7.

15. Казанская Мария Борисовна (1914—1942) — живописец, график. В1931 — 1934 гг. являлась ученицей В. Ермолаевой. Была арестована 25 декабря 1934 г.

16. Лепорская Анна Александровна (1900—1982) — живописец, художник по фарфору, график. В следственном деле «группы пластического реализма» материалов на Лепорскую нет.

17. Фикс Семен Иосифович (1896 — после 1945?) — живописец. В 1931 г. приехал из Франции. С 1934 года жил в Ленинграде. Был арестован 10 января 1935 г. Во второй половине 1930-х гг. жил и работал в Москве. В 1940-е гг. жил в Челябинске.

18. Гальперин Лев Соломонович (1886—1938) — художник. С 1910 по 1921 г. жил за границей. С 1928 г. постоянно жил в Ленинграде. Познакомился с Ермолаевой в 1932 г. у Юдина. В 1934 г. преподавал вместе с Ермолаевой в детской художественной школе Выборгского района.

19. ОР ГРМ. Ф. 205. Ед. хр. 5. Л. 5, 9.

20. В одной из своих записей Хармс намекает на отношения между Ермолаевой и Введенским: «Шуркина [боль] опасность в ночь [наст] с 15 на 16 ноября 1926 г. от Ермолаевой» (Цит. по: Хармс Д. Полн. собр. соч. Записные книжки. Дневник. Кн. 1. СПб., 2002. С. 90). Возможно, у Хармса Ермолаева иногда фигурирует как «тетушка Вера»: «тетушка вера лучше других. дина больше не моя. ура! освободись от еще от жены и ты свободен, дина будет с шурой. а я буду один, вера не по мне» (Там же. С. 281). Однако утверждать с полной уверенностью, что в данной фразе речь идет именно о Ермолаевой, не представляется возможным. Юдин, напротив, относился к Введенскому негативно: «Сегодня был в ГИЗе. <...> Пришлось показывать Введенскому мои рисуночки. <...> Введенский сегодня был мне чертовски неприятен. Есть в нем что-то наглое нечистое» (ОР ГРМ. Ф. 205. Ед. хр. 5. Л. 25).

21. Он с интересом слушал доклады о принципах оформления детской книги. Один из таких в 1928 г. прочел его близкий приятель художник П.И. Соколов, часто бывавший в Детгизе.

22. Хармс Д. Иван Иваныч Самовар. М., 1930

23. Борис, Ксения, Георгий и Мария Эндер — ученики М.В. Матюшина, сотрудники отдела органической культуры в ГИНХУКе. Особенно Ермолаева была дружна с Марией Эндер.

24. Матюшин Михаил Васильевич (1861—1934) — живописец, график, композитор, писатель. В ГИНХУКе возглавлял отдел органической культуры.

25. ОР ГРМ. Ф. 195.Ед.хр. 151. Л. 1.

26. Там же. Ф. 205. Ед. хр. 5. Л. 8.

27. Хармс Д. Иван Иваныч Самовар // Еж. 1928. № 1. С. 28—30.

28. Хармс Д. Чудесный еж // Еж. 1929. № 9. С. IV.

29. Левин Д. Хармс Д. Друг за другом // Еж. 1930. № 9. С. 21—26.

30. Хармс Д. Как папа застрелил мне хорька // Еж. 1929. № 6. С. 24—26.

31. Свердлов К. Мы призываем к борьбе с «чуковщиной» // Дошкольное воспитание. 1929. № 4. С. 74.

32. См.: Устинов А.Б. Дело детского сектора Госиздата 1932 г. (Предварительная справка) // Михаил Кузьмин и русская культура XX века. Л., 1990. С. 125—136; «...Сборище друзей, оставленных судьбой» // Чинари в текстах, документах и исследованиях. Т. 1—2. М., 2000.

33. Столбцы. [Стихи]. Л., 1929. Обложка была выполнена художником М. Кирнарским.

34. См.: «...Сборище друзей, оставленных судьбой».

35. В следственном деле «группы пластического реализма» фигурируют: Н.О. Коган, Г.А. Шмидт, Н.Д. Емельянов, М.Б. Казанская, П.И. Басманов, С.И. Фикс, Г.П. Фитингоф, Л.С. Гальперин, В.В. Стерлигов, О.В. Карташов, А.Б. Батурин, Н.М. Карнович, В.Н. Базилев, А.А. Татаринова. Согласно постановлению УНКВД от 13 марта 1935 г. следственный материал на Г.П. Фитингофа, В.М. Ермолаеву, Л.С. Гальперина, В.В. Стерлигова, О.В. Карташова, А.Б. Батурина, А.А. Татаринову, Н.М. Карнович, В.Н. Базилева как социально-чуждых элементов был передан на рассмотрение Особого Совещания. В отношении Г.А. Шмидта, Н.О. Коган, Н.Д. Емельянова, М.Б. Казанской, П.И. Басманова и С.И. Фикса, виновность которых не была установлена, следствие было прекращено (Архив УФСБ по СПб. и области. Арх. д. № 48469. Л. 109).

36. Архив УФСБ по СПб. и области. Арх. д. № 48469. Д. 1. Л. 1.

37. См.: Марочкина (Заинчковская) А. Вера Ермолаева, «Рейнеке-лис» и НКВД. Оттиск // Ежегодный альманах печатной графики. СПб., 2001. С. 46—52.

38. Там же. Л. 37.

39. Там же. Арх. справка № 10—56—48469 от 03.02.1999 г.