Владимир Стеценко. Концепция персонального искусства¹

Главная проблема современности

Главной проблемой современности является отрицание истинности жизни человека. Если мы находим среди утверждений человека противоречие нашему видению мира, то вместо выяснения, почему он видит мир иначе, начинаем утверждать, что он лжет. Возможно, он ошибается, но чаще всего ошибаемся именно мы, поскольку его ложь лишь предполагается, а вот собственная ложь, выраженная в нежелании понять, в чем же он прав, уже реальна для нас. Мы сознательно клевещем на противника для осуществления своих интересов, но сознательная клевета опускает наши же самые лучшие намерения до злого умысла. Мы начинаем лгать самим себе. Отсюда и идет животность, отрицание Бога в себе.

Причина в море крови и несправедливостей XX века. Отрицания истинности вечных ценностей во имя человеческого произвола. Отрицая чужой произвол, что совершенно верно, мы утверждаем «за это» свой точно такой же произвол, что принципиально неверно и гораздо хуже, чем отрицаемый чужой произвол, поскольку мы не желаем знать природу его утверждений и сознательно перекрываем возможность диалога через прямое сотрудничество с заведомыми уголовниками ради деятельного утверждения неистинности другого. Такое сотрудничество делает нас на какой-то момент сильнее оппонента, который либо не желает сотрудничать с уголовниками, либо не успел, либо связался не с теми, кто есть сила. Но когда оппонент подавлен совокупной агрессией, выясняется, что в нас самих истины нет, поскольку, пытаясь предотвратить предполагаемое в оппоненте преступление против нас, мы сознательно совершили преступление. Уничтожив его истину, мы закрыли путь к истине себе. Навсегда. Это один из самых важных моментов методологии Иисуса. И наиболее трудный для введения его в практику общественной жизни. Но трудно означает, что необходим духовный труд, а не то, что это невозможно или что можно уклониться.

Принцип непротивления злу насилием полагает всегда выяснение того, в чем человек прав, и лишь затем выстраивание линии защиты обнаруженной в нем истины. Это значит, что высказанная им истина является частью вашей, т. е. это ваша же истина. А потому защита истины оппонента является наиболее эффективной формой защиты собственной истины. Если он продолжает линию на насилие, то это значит, что сама истина его не интересовала и он начинает отрицать самого себя, сам себя же загоняет в животность и уходит в небытие. Но утвержденная им истина остается у нас. Именно этим важен опыт разгромленного фашизма. Фашисты объявили людей животными разного вида, от полезных до вредных, в результате животными объявили их. Но дело не смогли довести до конца, поскольку в Нюрнберге и Токио сумели определить только критерий бесчеловечности, а критерий человечности определить не смогли. Вот потому и полезла сейчас из всех щелей практика того же фашизма, уничтожая детей миллионами. А вслед за этой преступной практикой полез и глобальный терроризм под маской фундаментального ислама. Но терроризм есть вторичное явление, и прекращение преступной практики приведет к резкому ослаблению терроризма.

Это очень жесткое оружие — непротивление злу насилием, гораздо более эффективное, чем ответное насилие. Практика показала, что это оружие, поднятое Иисусом, сломало хребет языческому Риму и на тысячу лет выбросило из жизни.

Сейчас конфликт, в свое время преодоленный Иисусом, вновь всплыл, но в гораздо более опасной форме, поскольку людей гораздо больше и вооружены они намного более мощным оружием, чем меч и копье. Следовательно, и энергия преодоления должна быть намного мощнее.

У нас нет права на ошибку в формировании Символа веры, поскольку Иисус уже был и оставил очень добротную методику преодоления любых конфликтов. Эта методика полностью освоена в нисходящих европейских символах, где образ Иисуса постоянно снижался, а произвол социального индивида развивался. Этот процесс и породил ислам, как структурное дополнение к христианству, в котором скапливаются и преодолеваются все формы произвола христианского, что и стоит за понятием «неверный». Организация контролируемого индивидуального произвола и составляет главное достижение Европы. Но обнаруженный в Европе метод свои возможности исчерпал. Необходимо качественное расширение этого метода. Символ персональной веры позволяет расширить европейский метод.

Проблема в том, что сейчас бесполезно любить Бога. Уже нет абстрактного далекого Бога. Есть мы и Бог в нас. Только это и реально. Все остальное уже иллюзия. И нам надо научиться любить друг друга, выясняя данную каждому истину, осваивая ее через свою жизнь. Это очень трудно — увидеть истину через другого и защитить его от собственной лжи, поскольку здесь расположено неограниченное поле для произвола животной природы и, признав в человеке истину, мы можем толкнуть его в гибельную ложь, если он не справится с ответственностью, вытекающей из утверждения собственной истины. Но видение истины всегда было познанием Бога и своего места в Нем. Так было, так и будет во все времена. Это явление не может исчезнуть или подмениться чем-либо другим.

И главным методом выявления и освоения истины другого как организации пути к самому себе является манифестированная эстетика. Это то, чего никогда не было в человечестве. Было обожествление, героизация, мифологизация, идолизация других, тех кто брал на себя ответственность за смысл жизни «простого» человека. Но эта практика уже ушла. «Простых» людей сейчас нет. Нет права считать себя «простым» человеком. Тут либо «простой», либо человек. Все напряжение жизни ушло в личностные планы. Борьба с самим собой, борьба за правильную форму своего образа и составляет суть пути человека в XXI веке. Вокруг этого пути и будет разворачиваться экономика будущего мира.

Эстетика и суд

Но экономики без суда не бывает. А суд сейчас разрушен по всему объему цивилизации и действует в репрессивном режиме в интересах тех, кто не имеет права как-то влиять на суд, — преступников, отказавшихся от исполнения перспективных обязательств. Причина заключена в разрушении старых эстетик и отсутствии поля новой эстетики.

Следует понять принципиальное отличие эстетики от красоты.

Красота полностью расположена в чувственном мире человека и представляет собой соединение Прошлого и Будущего, подсознания и надсознания. Последние категории пока в научном плане слабо определены и позволяют массу различных произвольных толкований. Но они есть и сегодня в высшей степени актуальны для каждого человеческого существа. Даже академики начинают невнятно толковать об этом. Именно актуальность вынуждает нас сосредоточить усилия для точного определения этих категорий. Это очень серьезная философская проблема, решать которую сегодня некому, поскольку весь XX век человечество провело в упорной борьбе неизвестно за что, называя это свободой, а философия была категорически запрещена коммунистами, фашистами, либералами и этнонационалами «третьего мира», где и проходил основной фронт борьбы, где и лилась потоками кровь во второй половине XX века.

Эстетика есть системное описание того, что признано красивым. Любая системность всегда есть механизм обслуживания суда. Следовательно,

именно эстетика является базой судебного процесса. Что признано красивым, то и защищено в суде. Что защищено в суде, то и навязывается всем в качестве красивого, как того, что надо любить.

Если системность не соответствует реальности, то нас вынуждают любить то, что уже следует ненавидеть. Запрещают любить истину и поклоняться лжи. Следовательно, запрещают любить и вынуждают ненавидеть самих себя. Если же мы соглашаемся, то к нам относятся как к животным и заставляют воевать, утверждая собственную ложь и отрицая право на жизнь своим же детям и себе. Такова цена собственной трусости и готовности служить лжи. Такова цена отрицания истины в себе. Тот, кто хочет выжить любой ценой, превращается в животное. Так на земле было всегда. И нет оснований полагать, что в этом отношении что-либо может измениться. Люди не имеют права быть животными. Так говорит опыт тысячелетней практики священнического сословия, организовавшего само человечество и оставившего свой опыт в Священных книгах и преданиях человечества. Слишком большую цену заплатили люди за право быть образом и подобием божием.

Соотношение красоты и эстетики есть соотношение философских категорий формы и содержания. До сих пор исследованием этих категорий, а следовательно, публичным утверждением истинности найденного соотношения занимались специалисты (священники, ученая публика, художники, критики), что выражалось в формировании эстетических канонов формализованной неодухотворенной красоты, лишь на один миг бывшей действительной красотой, и цен на арт-рынке.

Это же соотношение жестко фиксировалось в социальной структуре общества и воспроизводилось через репрессии в суде.

Однако, сколь бы ни была жесткой связка структуры социальности и эстетики, она не может заменить ни красоту, ни одухотворение. Эти явления составляют главную природу человеческого сознания, и приходит миг, когда старая социальность и старое представление о красоте уходят из души человека. Человек, даже американец, не может и не будет жить в принципиально уродливом мире. Тогда мир начинает распадаться. Именно этот процесс и происходит сейчас. И этот процесс полностью воспроизводит ситуацию в Римской империи первых десятилетий новой эры, что и отразилось в образе Иисуса. Только сейчас в гораздо более грозном и опасном виде с точки зрения экологии человеческой ойкумены, но возможность гибели планеты как целостности не больше и не меньше. Планета не в первый раз оказывается на грани гибели. Ярость проповеди Иисуса определена именно этой главной опасностью, и Он об этом знал. Бог Он был или человек, ощутивший в себе ответственность Бога, для нас не имеет значения, поскольку за это отвечает Церковь и не наше дело спорить с ней. Ученые взялись спорить, а получилась атомная бомба и прочее оружие массового уничтожения людей и земли. Вот и доспорились. Что теперь делать с этим «богатством», находящимся в руках маньяков, — неизвестно.

Но Иисус предложил определенную методику взаимодействия с маньяками Великого Рима и Иудеи. Тогда эта методика дала сильный результат. Рим развалился, а Иерусалим был стерт с лица земли. Этот опыт тщательно записан и введен в определенной форме в планетарное сознание и наше человеческое подсознание. Никто не может сказать, что этот опыт ему неизвестен. Известен! Известны причины и следствия, известны и последствия.

Суть этой методики заключена в освоении самого себя, новых пластов своего сознания, перевод актуальной части надсознания в практику и обновление подсознания в своем сознании. Иначе говоря, резкий, скачкообразный сдвиг границы иррационального по эволюционной лестнице вверх, туда, где опять можно увидеть реальную красоту человека как отпечаток Бога. Одновременно это означает и обновленное восприятие всего объема прошлого, когда прошлое не отрицается, а преодолевается. Преодолению подлежат исторические иллюзии, вызванные служением осознанной лжи. С этого момента начинает восприниматься мета-история в чистом виде. А мета-история — это и есть суд, поскольку суд всегда есть реализация мета-исторического плана в историческом контексте. Всегда! И никогда иначе. Если иначе, то это уже не суд, а произвол, отрицающий суд и судей. Так было, так и будет.

Это и есть реальная связка суда и эстетики.

Отсюда следует, что восстановление суда возможно исключительно через освоение новых измерений красоты и перевода выявленных феноменов в эстетические категории, а потому без освоения любви и философии не обойтись, и тот, кто сумеет посвятить свою жизнь и детей этому служению, сумеет восстановить и суд. Христиане сделали именно так, потому у них все и получилось. Язычники полагали, что знают объективный мир и Символ веры христиан абсурден, но именно христиане восстановили мир на новом уровне объективации и суд и доказали, что никакого абсурда в их Символе веры нет, что мир устроен именно так, а это язычники уже перестали здраво воспринимать. Ничего с тех пор не изменилось. Но мир, созданный социализированными христианами, опять устарел и требует обновления, но уже под реальной угрозой ядерной войны. Силой старый мир не победить, требовать бесполезно — там ничего изменить нельзя, он внутренне мертв, а увидеть красоту за пределами восприятия старого сознания — можно и нужно. Сам старый мир требует этого. Требует бессмысленностью своего существования. Требует массовой гибелью детей. Требует вызванной им же волной все возрастающего террора. Требует тотальным недоверием друг к другу. Требует абсолютным приоритетом денег над человеческой жизнью, хоть каждому известно, что такого приоритета допускать нельзя.

Именно об этом говорило умершее в конце XX века искусство. Но умерло не искусство, а старая форма эстетики. Вместе с ней умерла и старая форма общества, поскольку без коммунизма антикоммунизм нежизнеспособен. Либерализм по определению лишен смысла. А коммунизм как социальная идеология невосстановим. Мертвая форма еще может двигаться, но душа — нет.

Мета-история как эстетическая категория

Выше было сказано, что исторические формы суда есть реализация мета-исторических этапов становления планетарного сознания в своих частных формах. Так христианский суд обеспечивает интересы реализации христианского утопического проекта как деятельная подготовка к Страшному суду. Приговоры церковного суда всегда вытекают из догматов Символа веры. Публичный европейский суд всегда требует максимальной социальной включенности человека и асоциальность рассматривает как аморализм, за который и судят. Но перед тем как европейская судебная машина начала работать во всем объеме гражданского общества, носители асоциального начала — живые народы — были безжалостно истреблены безо всякого суда. В основе европейского публичного суда лежит обеспечение принципа, на основе которого можно сформировать единое человечество, что и являлось на тот момент смыслообразующей функцией суда. Советский суд поступил точно так же с теми же целями, но вдобавок запретил частную собственность, поскольку не умел обеспечивать вытекающую из нее свободу совести. Нынешний суд либерального толка преследует ту же цель, но смыслообразующая функция исчезла. Человечество должно быть единым, но неизвестно зачем. На этом и завершила свой путь европейская цивилизация. Все, что сейчас происходит в Европе, можно обозначить понятием «крах центральной идеи».

Следовательно, начала свой путь какая-то другая цивилизация, которая должна ответить на вопросы: Зачем нужно объединенное человечество? Зачем Европа тысячу лет двигалась по планете, разрушая традиционные цивилизации и создавая пространство для взаимопонимания, которое до сих пор не случилось в области творчества? Что есть Европа в человечестве? Что есть человечество?

Ответ на эти вопросы даст направление инвестиционных процессов, а следовательно, и природы новой экономики. Для каждого человеческого существа это самый важный вопрос, поскольку он указывает стратегию личной жизни, которая сейчас полностью утрачена.

Поиск этой цивилизации начинается с того, с чего начинается вообще любой поиск в человечестве — с поиска Символа.

• А Символ всегда рождается из ощущения красоты. Там, где красиво и в высшей степени интересно, там и Символ.

• Ощутить Символ — значит получить возможность движением собственного духа его же и определить.

• Определить — значит перевести ощущение красоты в эстетику.

• Перевести в эстетику — значит сделать рывок в философии, т.е. обнаружить метод объективации мира, вокруг которого и закрутится весь объем человеческой жизни.

• А это, в свою очередь означает, что именно на острие этого вихря сформируется настоящая легитимная власть. Власть, реально чувствующая и обеспечивающая перспективу для будущих поколений.

• Только такая власть создает пространство реального суда, где решаются в первую очередь вопросы защиты будущего.

• Эта власть и есть основа искомой цивилизации.

Символ и красота в настоящий момент прямо расположены в душах людей независимо от их происхождения и социального положения, поскольку в умершей социальности нет никакого серьезного положения, а есть лишь застывшая традиция, которую уже абсолютно необходимо преодолеть. Именно так поступили первые христиане. Они перестали обращать внимание на умершую после убийства Иисуса социальность.

И даже императора воспринимали как человека, что методологически было правильно. В старой социальности реальная ответственность перед будущим не образовывалась. Если человек занимал высокое положение в несущественной, но агрессивной социальности, то это было всего лишь некоторое обстоятельство, не более. Но если человек набирал вес в христианской общине, то это имело серьезное значение. Вот это соотношение старой и новой человечности и создавало атмосферу обаяния первоначального христианства. В христианских общинах к человеку относились серьезно и авторитет можно было набрать исключительно через искреннее служение Символу. Чем точнее человек воспроизводил в себе Символ христианской веры, тем красивее он был в глазах окружающих. Практически это означает, что любой христианин был независим от мнения других христиан. И это было реально для него. В этом и заключался смысл жизни христианина. Ничего с тех пор не изменилось. Это самый общий принцип отыскания смысла жизни. Всегда и везде! Достижение идеала через усилие собственного духа. Независимость от мнения окружающих. Самодостаточность в деловой жизни. Понимание абсолютной перспективности каждого своего дела. Переполненность своей богоподобной человечностью. При этом Бог не вырожденная социальная идея, чего на свете никогда не бывало, а источник собственной личной ответственности перед непроявленным будущим, что всегда было истинным двигателем человеческой энергии. Управление социальными процессами только силой красоты движения, без обмана и насилия. Конечно, когда христианство стало государственной религией и ему пришлось взять на себя ответственность через легитимизацию государственной власти, в отношения стал вползать холодок, фальшь. Но еще долгое время отчужденность преодолевалась в литургическом действии, прикосновении к Таинствам церкви.

Вот в этом ощущении красоты движения духа и заключалась магия мета-исторической эстетики. Суть ее в переживании вечности обретенной красоты, поскольку начало и конец Вселенной были определены в Библии.

Таким образом будущая планетарная цивилизация обнаруживается исключительно через ощущение красоты и ее манифестацию через формализацию обнаруженной эстетики, что и является источником обновленного достоинства человека как функции исключительно от социальных богов и асоциального Абсолюта к которому сводятся эстетики обнаруженных Символов. Сведение Символов к Абсолюту ведет к проявлению самого Абсолюта как источника всех ранее явленных Символов человечества.

Практически это означает путь в нематериальную вселенную через формирование модели вселенной по механизму, изложенному в Библии, но с учетом других актуализированных в практике человечества моделей.

Движение моделей вселенных и образует пространство мета-истории, наполненное эстетикой всех ранее явленных богов, что и составляет главную задачу человечества со времен Первого Человека.

Познать Бога — значит познать настоящую ответственность перед Вселенной и ее Творцом, не подменяя эту реальную ответственность пустыми человеческими обязательствами, в которых не образуется реальной ответственности. Другого способа разделения всего объема обязательств, на перспективные и преступные, нет и не было никогда.

Это и есть суд в высшем своем значении. Все остальное вытекает из произвольно определенной целесообразности и ничтожно. Именно по этой причине был осужден и убит Иисус. Иудейские священники обосновали необходимость Его казни через целесообразность, а не через преступление.

Рим в лице Пилата это понял, но струсил, поскольку столь высокая ответственность ему была уже не по плечу. Рим того времени, как и нынешняя Европа, был чужд представлению о красоте. Фигура императора Нерона, начавшего иррациональную войну с Иудеей и сжегшего Рим, есть ответ человека на подобного уровня подлость и трусость. Все до сих пор клянут Нерона за иррациональную жестокость и святотатство. Но Нерон лишь защищал свое сверхуниженное изуродованное человеческое достоинство, защищал в себе Человека от императора трусов. У трусов не может быть императора. Трусы некрасивы и неэстетичны, а Нерон был эстет и ненавидел все, что было некрасиво. Во всяком случае он первым из римлян стремился лично познать красоту, поскольку первым понял, что уродам не место на земле. Что и как у него получилось в области реальной эстетики, сказать трудно без серьезных исследований, но именно в эллинской эстетике, высшего в том мире человеческого достоинства дохристианского происхождения, он обрел силы для уничтожения уродства.

В трагической фигуре императора Нерона Рим впервые понял, что метаистория как пространство суда должна быть прекрасна, но было слишком поздно. Сам феномен красоты сосредоточился в христианских общинах, и люди самостоятельно, без помощи священнического сословия начали искать красоту в своих отношениях, в опоре на явленный им образ Христа, воспитывая тем самым свое священническое сословие, умеющее отличить новую красоту от любого уродства.

Христианство изначально эстетично. Мета-история христианства — это движение красоты в образе человека. Эллинское искусство — это лишь движение в сторону познания красоты образа человека через признание безусловной красоты образов их богов. Но реально обеспечить красоту человеческого духа эллинское сознание не сумело, поскольку казнило Сократа именно за то, что он в суде заявил о том, что человек имеет право на жизнь перед лицом богов, что носителем феномена красоты является сам человек. После казни Сократа Эллада погибла. Ее мета-история не могла воспринять красоту человека. Иудея отказалась от красоты человеческого духа и погибла. Рим не сумел обеспечить правовую защиту красоте человека и сгнил. Современная Европа подменила красоту духа мертвой псевдоэстетикой технического дизайна и сейчас дематериализуется в хаотизированное тоталитарное образование.

Отсюда вывод — мета-историческое пространство новой планетарной цивилизации обязательно будет основано на культе красоты человеческого духа во всем его разнообразии. Такого на земле еще не было. Значит, именно это и будет. И залогом тому — наше осознание собственного ничтожества и утраты чувства прекрасного в себе.

Восстановление в себе чувства прекрасного и перевод его в эстетику через философию возможны исключительно в новых, более высоких сферах сознания, уже за пределами низких этно-национальных общностей. В эти сферы можно проникнуть исключительно через восстановление веры, но это уже не старая социальная организация веры, а полное воспроизведение в себе Символов веры как достояния собственного духа. В том числе и духа народов, поскольку в момент окончательного перехода народа в нацию дух не может быть утрачен. Это наше действительно ценное общее достояние.

Здесь расположено широчайшее поле для проявления сектантского произвола, проявления гордыни, когда человек, осознавший в себе часть божественного духа, вдруг начинает ощущать себя высшим судией, воображать себя действительным богом, вводить людей в заблуждение, выдавая часть явленной ему истины за полную истину. Так делать категорически нельзя. Нельзя до такой степени уважать самого себя, поскольку движение к самому себе бесконечно, а деятельность в социуме всегда конечна и человек слаб. Уважать себя можно исключительно за самоограничение своего произвола и метод самоограничения должен быть правильно определен в Символе. Тогда путь к самому себе будет эффективным и не принесет несчастья другим людям, не отнимет у них права на поиск собственной истины. Проявленное в Символе будущее состоится и будет способствовать формированию других Символов как основы для построения моделей вселенной.

Механизмом восстановления чувства прекрасного всегда был и остается миф как видение конечной цели определенного мета-исторического процесса.

Миф

В опыте человечества уже есть все стадии формирования и движения мифа. Есть и метод публичного изучения мифа как самостоятельной сущности. Это самый важный опыт человечества.

Суть мифа сводится к организации пространства для разворота мета-исторического конфликта в самом себе как борьба своего старого образа с новым, непознанным в своих чувствах собственным образом. Но этот новый образ явлен в конфликте мифических героев, где всегда есть начало и конец вселенной. Вне мифа нет возможности отделить добро от зла, поскольку такого отличия в реальности нет. Представления о добре и зле заключены в конечной цели мифической вселенной, и человек сам выбирает — служить ему добру или злу, но всегда в рамках мифа, т.е. завершению смысла бытия. Выход за пределы мифа всегда означает впадение в животность, отказ от человечности, выпадение за пределы суда. Нельзя судить того, кто не имеет представления о добре и зле, нет критерия истины, который всегда есть конечная цель бытия.

Миф всегда содержит в себе Символ веры как определенную модель вселенной, где и разворачивается конфликт. Этот конфликт и есть стержень судебного процесса, где защищается красота и формируется эстетика судебного процесса, как основной стержень всей мета-исторической эстетики.

Из этого конфликта рождается сам феномен искусства. Если увидеть, что сейчас искусство умерло, следовательно, нет реального жизнеутверждающего мифа, а работают базовые уровни первомифа, где все, кто отказался от утверждения красоты, должны быть стерты с лица земли и планетарного сознания. Это и есть главный механизм разворачивания тотальной войны всех против всех. Войны, которую невозможно выиграть, поскольку это война с самим собой, война против детей. А у детей выиграть войну нельзя.

Можно только проиграть. Потому эту войну старое человечество уже безнадежно проиграло. Проиграло, поскольку утратило представление о будущем, вцепившись в ускользающее настоящее. Но настоящего без будущего не бывает, поскольку это животное состояние, застрявшее в трофических цепях, функционирование в которых и определяет их генетику.

Но миф придумать или произвольно сконструировать нельзя. Поскольку в таком случае мы пользуемся всего лишь старыми известными логиками, а любая логика всегда есть ложь. Новые логики рождаются из чувства прекрасного. Но «красота» уже не отвлеченное понятие, а содержание души человека. Человека, прошедшего через чистилище XX века, когда сам феномен творчества сосредоточился в вождях, лидерах, фюрерах, «духовных» учителях. Это была их игра, поскольку люди обнаружили чересчур высокую степень произвола по отношению друг к другу. Готовность немедленно убить соседа, готовность забрать его имущество только потому, что он другой и не успел или не пожелал объединиться для убийства и грабежа, породила культ вождей как метод организованного убийства и грабежа. Не вожди организовывали мрачные доктрины, а человеческая ненависть к самим себе, слаборазвитость человеческого духа, отрицание собственного бытия и чрезмерная гордыня «маленького человека».

Это объективный фактор и не зависит от человеческого существа. От человека зависит лишь отработка метода преодоления зла в собственной душе. Такого метода до сих пор нет, поскольку нет реального напряжения души. Для искусства здесь терра инкогнита. Весь объем известного искусства был направлен на соединение души человеческой с развивающейся социальностью, движущей силой которой является наука, финансируемая через государство или под наблюдением государства. Эта тема лишь обозначилась в вершинных произведениях русской классической культуры, в судьбах Пушкина, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Толстого, Чехова, Горького, Булгакова и многих других. Эта тема до сих пор сохраняет колоссальный потенциал, но он не может быть освоен ни одним из видов социального сознания, поскольку она асоциальна по природе, а асоциальность есть главная черта Бога. Из этой асоциальности рождается иная социальность. Если рождение этой иной социальности тормозится, то развивается антисоциальность, как исключительно разрушительное начало, протестующее против мертвой социальности. Именно стремительное разрушение СССР, прямое отрицание любого смысла, неуважение к личности, когда деньги практически стали важнее детей, а значит, асоциальное начало, как важнейшее качество новой личности, скрывающейся в нереализованном потенциале образа «советского человека», породили нарастающую волну тотального глобального терроризма, как проявление антисоциальности. Европейский индивид лишен асоциального начала, поскольку сам есть прямая функция от социальности. Натужная и бездумная «европеизация» растоптала асоциальное начало в 90-х годах XX столетия, а другого на земле нет и не может быть. В результате стала разрушаться сама Европа и там нет метода предотвращения этой катастрофы. Все возможности реального переживания мифа в Европе исчерпаны еще в XVIII веке, да и то в очень слабой изначально социальной форме вдохновенного романтизма.

Здесь нет места критике политических решений. Они таковы, какими и случились. Политические решения изначально за пределами данного рассмотрения. Это дело самого социального общества, когда за свои ошибки оно расплачивается массовым сокращением человеческого материала. Задача заключена в поиске метода восстановления смысла жизни человека и организации пространства для искусства будущего. В социальности этого метода уже нет, следовательно, и рассматривать там нечего. Весь объем будущего сосредоточен в феномене асоциальной личности, поскольку новые неосвоенные пласты планетарного сознания расположены исключительно там. И неостановимое развитие антисоциального терроризма, в том числе и государственного терроризма под вывеской всякого рода «спецслужб», прямо указывает на то, что феномен асоциальности где-то прячется и не выходит наружу. Что этот феномен каким-то образом подавлен самой социальностью, в которой нет понимания необходимости будущего, но есть понимание того, что это будущее будет иным и социальности придется искать свое место в тени асоциальной личности. Это и есть механизм развития планетарной катастрофы.

Следовательно, и метод манифестации новой реальности должен быть грамотно выстроенным, поскольку социальность защищает оружие массового поражения от непроизвольного запуска. Но слишком стремительное развитие как терроризма, так и других проявлений тотальной планетарной катастрофы делает поиск метода абсолютно приоритетным направлением, но с учетом, что сама социальность располагает возможностью уничтожить планету. Это реальность, и следует всегда помнить о ней.

Сам миф уже существует и расположен в чувствах людей, в личностной составляющей каждой человеческой души. Задача в том, чтобы научиться видеть его и формализовать в определенном акте, где будут зафиксированы мифические герои в мета-историческом конфликте мифа. Это и есть настоящее искусство сегодняшнего дня, когда произведением искусства становится не материальный предмет или его отображение любыми средствами, а собственная душа в поиске идеала самой себя.

Мир сегодня многообразен в отдельных проявлениях и однообразен в социальном восприятии, когда деньги важнее любой вещи или услуги. Проблема в том, что тот, у кого есть деньги, не может их толково потратить. Некуда вкладывать деньги. Все либо лживо, либо распадается и ненадежно. И чем дальше, тем ситуация хуже. Сами деньги есть прямая функция от социальности, в которой принципиально нет и уже не будет будущего. Естественно, что глобальный инвестиционный процесс распадается, поскольку нет пространства экспансии.

Проявление мифа позволяет обнаружить эти пространства и начать освоение его методом искусства. Но на первом этапе это будет не игровое искусство, вроде фантастики, а захватывающее движение в освоении всего объема человеческой культуры в определенном Символе. И разворачивание пара-судебного процесса, где в мета-историческом конфликте между мифологизированными фигурами выявятся контуры будущего мира. Формирование пространства эллинской мифологии произошло в течение нескольких поколений, зафиксировалось в троянской войне, на четыреста лет выпало из истории, существуя лишь в песнях аэдов и поэмах Гомера, и лишь затем развернулось в исторической Элладе как основа для деятельности действительно свободной личности. Весь объем нынешней культуры является лишь репликой от Эллады, и эту реплику следует преодолеть, вернувшись в саму Элладу через Россию, вернее, через мета-историческую компоненту русского сознания, которую сами русские осознать не могут.

Само пространство реального, только сейчас всплывающего мифа прямо расположено в тысячелетней мистерии мета-исторического конфликта между Европой и Россией. Начало этого мифа уходит в формальный распад христианской церкви на Католическую и Православную.

Движение католичества по миру вызывало рост Русской Православной церкви. Чем насыщенней становился европейский индивид, тем мощнее проявлялось русское личностное начало. Это один и тот же процесс. Но до сих пор он рассматривался как два противостоящих. Так оно и осталось в социальном сознании, лишенном личного начала. А потому исчерпанный конфликт пытаются реанимировать, поскольку без противостояния России и Европы теряются все ориентиры. Сейчас противостояние носит совершенно иррациональный характер, поскольку само представление о Христе и Законе утрачено как в России, так и в Европе. Заваривается каша с атомными бомбами в руках.

Этой «каши» допускать нельзя. Уж очень она несъедобная. Следовательно, противостояние необходимо. Но неизвестно, в каких координатах. Кто кому должен противостоять и какое место в этом противостоянии должен занимать человек? Что он должен говорить своим детям и внукам, обучая отличать Добро от Зла? Какие образные ряды надо использовать? Неизвестно. Неизвестно потому, что невозможно представить, в какую сторону меняется сам мир. Но известно, что в привычной плоской социальной форме двигаться некуда. Социальное сознание ничего кроме плоскости не воспринимает и везде натыкается либо на наркотики, либо на оружие. Двигаться можно исключительно вверх. А для этого необходимо определить направление этого «верха». В космос русские уже слетали. Никакого «верха» там нет. Это та же плоскость в мета-физическом смысле. В мета-физической реальности это как раз «низ».

Остается один выход — определить «верх» в координатах, определенных традиционной религией, и там отыскать этот «верх». Это значит идти в глубь своего сознания. А это значит начинать движение в асоциальной плоскости, но предварительно договорившись с социальностью о значении этого пути. Практически это означает двигаться вдоль мета-исторической компоненты русского сознания в отраженном виде, зафиксированной в русской классической литературе от Гоголя до Чехова. Взорвавшейся в поэзии «серебряного века» и русском авангарде. Эти явления совершенно не осмыслены с точки зрения будущего. Слишком там все размашисто. Большевики двинулись этим путем, но получился коммунизм, для которого русских проблем не существовало, поскольку он лишь попытался их стереть. В 1991 году выяснилось, что стереть ничего не удалось и русский народ никуда не делся. Путь оказался тупиковым, но породил колоссальное число призраков, которых теперь необходимо отлавливать и загонять в реальные образы через реальный, а не выдуманный миф.

Вода

Для того чтобы окончательно уяснить природу стоящей задачи, необходимо на простом изученном предмете понять сущность рассматриваемого процесса. Этот предмет вода.

С обычной точки зрения это жидкость. С химической точки зрения это соединение кислорода с водородом H₂O. Но с той же химической точки зрения это два радикала H⁺ и OH^-, т.е. соединение кислоты и щелочи. Если слить концентрированную кислоту с концентрированной щелочью, получится бурная реакция, в которой образуется вода и соль. Вот это соединение двух противоположностей в чистом виде и образует мощную внутреннюю энергетику воды. Если их разъединить, то получится кислота и щелочь.

Каждая из них обладает весьма полезными свойствами, но на разъединение требуется много энергии, которая при соединении выделяется. Это очень простая, ясная и наглядная модель.

Для того чтобы Россия и Европа разъединились и выполнили свою полезную роль в человечестве, пришлось затратить огромное количество духовной энергии, научиться использовать их свойства в определенных целях — донести до каждого человека весть о Христе и Законе. Но вот задача выполнена. Разъединение уже не имеет смысла, а соединить нельзя. Начнется бурная реакция и все усилия пойдут прахом. Получится спокойная вода и выпавшее в нерастворимый осадок человечество. Кроме того, люди, втянутые в воспроизведение русского духа (Благодати) и европейского Закона, не могут в один момент прекратить воспроизводство привычных отношений. Более того, если привычные отношения не воспроизводить, придет в движение весь объем оружия, в том числе и ядерного. Если продолжать воспроизводить привычные отношения, то придется воспроизводить уже несуществующий конфликт. Тогда все планетарные процессы выйдут из-под контроля. Что, собственно, мы и наблюдаем.

Главная причина в том, что реальный конфликт, где и скапливается вся энергия реального противостояния, не проявлен и не контролируется. Нет того мифа, в котором этот конфликт был бы отражен.

Если же понять, что вселенная во всех ее проявлениях едина, то пример с водой — это не образ, а реальная модель, только на другом уровне материальности. Но тогда закономерности, выявленные наукой в определенном объективном мире, точно так же действуют и на других уровнях материальности. Надо лишь переобъективировать мир в реальных координатах, включив в него представление о мета-исторических измерениях свободы.

Продолжая пример, можно сказать, что объединение России и Европы через любую форму устоявшейся социальности категорически невозможно, поскольку разрушается сама социальность как в Европе, так и в России. Но это необходимо сделать исключительно на том уровне, где рождается сам феномен социальности — это уровень асоциальной личности. Именно там расположен реальный конфликт и его необходимо проявить и взять под контроль. Это и есть рождение мифа.

Выставка. Прелюдия

Сама выставка нетрадиционна, поскольку выставляются не конкретные художники, а видение ими истины и логика, связывающая их видение. Сама эта логика расположена в планетарном сознании. Они видят ту часть истины, которая им явлена самим планетарным сознанием. Почему им явлено именно это, они не задумываются, поскольку именно это и есть тайна личности. И они преданно служат этой тайне. Следовательно, то, что видят они, имеет значение для каждого, поскольку каждый является частью того же планетарного сознания, но видит только данное лично ему. Так в древней притче трем слепцам по их желанию дали пощупать слона, поскольку им очень хотелось познать слона. Один пощупал хвост и решил, что слон похож на веревку, другой ощупал хобот и решил, что слон похож на толстую лиану, третий ощупал ногу и решил, что слон похож на бревно. Каждый увидел то, что ему было дано, каждый был прав, но слона как цельность они не познали.

Притчу мы знаем и понимаем ее, следовательно, можем понять, что надо делать, чтобы познать цельность. Надо учиться разглядеть данную каждому истину и принять ее, а затем выявить логику, по которой данная каждому истина соединяется. Здесь есть две основные трудности, которые можно преодолеть только в открытом публичном действии, это: поверить, что то, что видит партнер, действительно истина, соединить эту истину со своей и выявить совершенно незнакомую логику, связывающую эти истины. Вернее, часть этой логики.

Критерием истины является понятая красота, через которую познается истина. Логика же выявляется через формализованную в понятиях эстетику. Превратить красоту в эстетику. Это очень сложный путь, поскольку человек тороплив и всегда стремится практически использовать данную ему часть видения истины, не соразмеряя ее с логикой, вернее, выверяя ее в старых уже не работающих логиках, вместо того, чтобы выявить новую уже актуальную логику, где и существует реальная практика. Это типовая ошибка, которая всегда приводит к печальному результату. А сейчас результат вполне ожидается катастрофическим.

Задача выставки заключается в том, чтобы представить три момента истины и логику, которая эти истины соотносит между собой.

Выставка утверждает, что эти истины касаются каждого, что эти видения истинны, что они полностью определены мировидением каждого участника и есть логика, объясняющая смысл этих видений.

Но выставка утверждает, что весь объем логики еще далеко не познан, но проявленная часть истинна. Следовательно, эта выставка есть лишь начало поиска всего объема истины, первая манифестация реального мифа и начало новой объективации мира.

Само явление выставки и начало движения мифа не зависит от воли участников, хотя безусловно каждый имеет свой интерес и свою волю. Но это частный индивидуальный интерес, который мог реализоваться в любой форме и послужил лишь поводом для реализации настоящего интереса, который и заключен в самом акте выставки. Настоящий интерес заключен в самом акте начала мировой мистерии, в ходе которой будет проявлен лик и образ планетарного человечества. Это не развитие индивидуализма, а поиск совершенно другого принципа индивидуализации, через личный путь. Путь к самому себе.

Этот акт предполагает включение каждого, в ком есть личное начало и страсть познания себя в новых измерениях, что означает путь из старой изжитой неактуальной частичной неуниверсальной социальности через асоциальное начало в новую неведомую, но уже актуальную социальность. Путь из мертвого в живое. О том, что мертвое — это реальность, свидетельствует сама Библия, дважды указывая на избиение младенцев. При рождении Моисея и при рождении Иисуса. Избиение младенцев — это всегда страх живых перед будущим, поскольку будущее ожидается совершенно другим, непривычным. А для освоения этого будущего нет внутренних духовных сил. Тот, кто хочет выжить любой ценой, уже утратил право быть человеком. Он желает всегда оставаться в породившей его социальности, заведомо зная, что эта социальность не имеет будущего. Это значит, что в нем не осталось уже ничего святого, ради чего стоило бы жить и отдать свою жизнь. Сейчас социальность мертва и это знает каждый, но не каждый согласен жить в мертвой ирреальности. Хотя многие согласились. Зря согласились.

Однако, новая социальность неведома только тем, кто родился в шестидесятых и позднее. Тем, кто жил в шестидесятых, эта новая социальность была явлена, и они ее видели и пережили. Правда, мало кто понял, что именно произошло и что именно им было явлено. Но они знают, что новое может быть, и представляют его контуры. Бесконечное обаяние шестидесятых породило грандиозный объем нынешней современности. Но это было лишь предощущение чего-то бесконечно великого. Это был великий соблазн бесконечной творческой свободы, когда большая война казалась чем-то давно преодоленным и ненужным, когда казалось, что ее можно преодолеть.

Те, кто родился в конце шестидесятых, уже только слышали об этом, но навсегда в них осталось желание это пережить и прочувствовать. Те, кто родился намного позже, уже не верят, что такое на пошлейшей земле вообще могло быть, и пытаются выстроить что-то свое. Но то, что пережито планетарным сознанием, навсегда впечатывается в подсознание через образ измененного мира. Какие чувствования изменили мир, они не знают, но видят отражение этих чувствований в образах старших, в материальности и интуитивно понимают, что был какой-то сильный мир. Следовательно, можно достичь еще большего уровня переживаний. Но они не знают как, поскольку этого не знали и те, кто жил в шестидесятых. В их отношениях этот мир лишь всплыл откуда-то. Всплыл и нырнул.

Но осталась незнакомая логика, лишь слегка познанная современниками, прочувствовавшими эту логику. Эта логика никуда не делась. Более того, именно эта логика взорвала СССР, а сейчас добивает устои Европы и американскую финансовую пирамиду, выстроенную на давно отживших старых логиках.

Это очень грозная, очень опасная ситуация, когда реальная логика не познается и не исследуется. Материальный мир, в том числе орудия войны и репрессивные органы, движется в уже отживших логиках, а духовная составляющая, которая обеспечивает смысл движения материального (ресурсы, сырье, товары, деньги) и материализованного (проекты, нормы права, эстетика, теории) мира, уже живет в совершенно другой реальности и нет возможности вернуть смысл материальному миру, кроме реальной трансформации смысла.

Координаты мира необратимо изменились. Человек не может самоопределяться по социальности. Нет уже никакой социальности. Нет народов. Нет классов. Нет цивилизаций. Нет и старого человечества. Есть «Я». Есть прошлое человечество. Есть будущее человечество. Есть Бог. И есть «Мое» видение определенной частной истины. Всё! Но эта истина содержит в себе Бога. Осталось обнаружить логику — и все начнет оживать. А уже, казалось бы, мертвая социальность обнаружит жизнеспособность, но это будет уже иная жизнь.

Весь объем прошлого уже необратимо втянулся в личность, но личность еще не обнаружила себя, расплескавшись по углам и щелям.

Выставка есть первая попытка обнаружить момент личной истины в определенной жизнеспособной логике.

Представленная на выставке логика представляет собой лишь основной стержень актуальной логики, поскольку одному человеку не по силам выявить все мета-исторические образы и логические связи между ними. Это Общее Дело тех, кто собирается достичь счастья и вернуть жизнь на планету Земля.

Природа персоналий

Выставляются не конкретные люди и их работы, а гораздо более существенная вещь. Путь Личности в планетарном сознании. У каждого путь разный и отображение этого пути в материальности разное. Объединяет их лишь то, что это моменты истины, обнаруженные в соприкосновении личного и планетарного сознания. Это значит, что представлены мифологические фигуры в мета-историческом времени. Акт постижения истины здесь и сейчас, но всегда и везде. Этот акт, совершенный мифологическим персонажем, является общим для каждого человека, поскольку в мистерии первомифа участвуют все, независимо от желания.

Мы все разные и у каждого свое видение, своя радость и своя боль. Но есть и общая боль и общая радость. Сейчас радости мало и она постыдна, когда весь мир болеет, и когда социальность бесчувственна, когда нет надежды на выздоровление, поскольку не видно средств излечения. И именно боль запечатлена в каждом представленном на выставке акте. Боль в игре света в кристаллах, боль в текучем трансформирующемся мире, боль в центральном полотне. Когда человеку больно, он ведет себя одинаково, он ищет средство преодоления боли. Цветовые пятна, игра света, беседа о постороннем отвлекают, но образуют чувственный контур болезни. Больной видит только здоровое и набирается сил дальше жить. Вот этот здоровый контур жизни, отдельные точки здоровья и запечатлены в представленных работах, кроме центральной. Там боль уходит в бесконечность. И лишь остановка ее на полотне освобождает, но уже само полотно есть выброшенная вовне боль и является источником боли.

Видение каждого автора изначально определено болью планетарного сознания и останавливает свой взгляд на том, что он по своему видению считает здоровым и красивым. Это средство избавления от боли. Боль авторов не выдумана, а является личным переживанием крушения человечества, как носителя планетарного сознания. Как люди, порожденные социальностью, они чувствуют, что-то в них умирает, но как люди, еще не в полной мере осознавшие, что грядут новые формы совершенно иного человечества, совершенно иной формы сознания, совершенно иной формы организации жизни на планете, они стянули свое личное сознание в мифические образы и увидели репера мета-истории. Опорные точки перехода из ушедшего здорового мира в будущий, выздоровевший.

Но средство избавления, может стать и источником выздоровления. Именно в этом основной смысл акта Достоевского: «Красота спасет мир». Всю трагедию предстоящего XX века Достоевский видел через миф, и сейчас мы проходим через финал этого мифа. Если понять почему представленное красиво, добавить свое видение истины и красоты, то можно увидеть источник боли, понять причину и начать отделение мертвого от живого, что и является источником боли. Отделяя мертвое в себе, можно найти живое и в окружающих. Это живое очень многообразно, очень часто непонятно, логика взаимодействия не выявлена и воспринимается как абсурд (в мире не может быть абсурда и парадоксов, это свойство индивидуального сознания, живущего мертвыми неактуальными логиками).

Но для того чтобы увидеть истину в другом, следует познать источник истины как боль общего планетарного сознания, мифологизировать ту составляющую своего сознания, которая чувствует боль, и отделить ее от своего социального сознания, что является ядром личности. Только так проявлялось личное начало на земле, что у людей древних восточных цивилизаций и Египта, как вершины Древнего мира, что в свободной игре сил в Элладе, что в строгом монистическом движении библейского народа. Без реального мифа не может быть личности. Любой человек всегда знает всё. И все прошлое и все будущее. Ему не нужны жрецы, ученые, чиновники, власти. Но у каждого свое видение мира и своя практика, следовательно, движение к самому себе неизбежно порождало непреодолимые противоречия, которые через мета-исторический конфликт мифологических персонажей регулировались через вторичную социальность. А уже социальность порождала жрецов, ученых-специалистов, чиновников, власть, фиксируя частные видения в социальности и решая непреодолимые противоречия через репрессии и войну.

Так было всегда, но никогда еще не было, чтобы решение этих противоречий полностью перешло в ведение самого человека. Никто еще не осознал, что наступила действительно абсолютная свобода, что сейчас в человеческом мире можно абсолютно все. Но если «можно все», то «ничего нельзя». Это опыт Сталина, как трансформированный опыт Энея, уже познавшего Христа. Это значит, что можно все в области личного духа, где вопрос решается лишь в силе движения самого себя к самому себе, как высшему проявлению духа человеческого, но ничего нельзя в социальности, где все определяют правила и организованные силовые сообщества, а человек признается одним из представителей животного мира. Это и есть свободный выбор между человечностью и животностью. Это опыт Иисуса, как того, кто перевел в новые координаты опыт Моисея.

Выбор очень тяжелый, поскольку личность асоциальна и выжить может, лишь регулируя игру возбужденных ею свободных безличных сил. Социальный индивид является частью этих сил и понимает, что его жизнь определена движением этих сил. Кто-то где-то не так отрегулировал — и индивид потерял все, хотя все делал добросовестно и по правилам. А вот это несовместимо. Совесть, как функция от личного начала, всегда сама определяет правила. Правила не могут лежать в основе совести. Это опыт Сократа.

Таким образом персоналии выставки есть мифологические сущности, в которых отразился мета-исторический конфликт. Следовательно, любой может мифологизировать себя, ощутив свое личное начало, и войти в игру, познавая красоту, данную в видении участников выставки, но только для того, чтобы ощутить собственное видение красоты и, опираясь на собственное ощущение красоты, научиться разыскивать момент истины в других, безжалостно выбрасывая из своей жизни тех, кто решил жить в гибнущем уродливом мире.

С движения собственной души и начинается разворачивание уже существующего и уже все определяющего мифологического конфликта в наших душах, проявляя становящийся мир будущего человечества и удерживая старый мир от слишком безумных движений.

Персоналии. Гая

Это реальное имя, но в пространстве мифа оно «играет» от праматери-Земли эллинского мира Геи до второго имени города, в котором, по преданию, родился Будда — Бодхи-Гая.

Гая — профессиональный художник. Имела более десяти персональных выставок. Ее работы находятся в Лейпциге, Литве, Оренбурге. Но она не социализированный художник и не понимает, зачем нужны объединения и союзы. А не понимает она того, что это объединения профессиональных рисовальщиков, которые умеют нарисовать картинку и выдать за художественное произведение через друзей критиков. Реальные художники там никогда не были нужны. Критикам не доступна боль, поскольку сами критики рождены социальностью и служат социальности. У критиков всегда все хорошо, если удается продать картину или раскрутить художника. Это их профессиональная обязанность, и они не отличают себя от горшечников Ниязов или токарей. Больше ничего им профессионально понимать не положено. Время, когда движение социальности порождало художественность, завершилось в августе 1914 года. Советское искусство не сумело преодолеть рамки выдуманной социальности, правда, создало определенный контекст, в котором можно было увидеть определенные контуры будущего. Но контекст — это еще не художественность. В андеграунде вообще сам феномен художественности отсутствует. Поэтому появление столь сложного явления, как Гая, вызывает изумление. Главной особенностью Гаи является невозможный сплав художественности и женственности, что предполагает непосредственную искренность, отсутствие стремления к логике. Дня мужчин мука художественности есть вполне нормальное состояние, поскольку мужчина всегда боль переводит в логику, что уже есть определенная игра, не более. Женщина этого сделать не может, а потому испытывает только боль. Эта боль и есть то главное, что делает рожденные ею образы предельно и запредельно (в зависимости от степени восприятия) искренними, но пробиться к этой боли нелегко. Мешает именно отсутствие мужской логики.

Главным состоянием Гаи и является боль. Сами работы рождаются из боли. Природы этой боли она не знает, но знает, что это не ее боль, что боль приходит со стороны и в картинах она эту боль преодолевает. Процесс рождения и переноса образа на холст, картон для нее ассоциируется с рождением ребенка. Иногда она думает, что больна, что это всего лишь внутреннее состояние психики. Но это явно не так. Больна не она, а планетарное сознание в литовском варианте. Ее боль, в отличие от точно такой же боли Достоевского, женственна, алогична. Именно по этой причине из женщин всегда получались слабые художники. Но иногда приходит время, когда мужчинам в искусстве делать нечего. Мешает инерция старых логик. Тогда на первый план выходит женщина и отрицает любую логику. Именно так поступила Ева, разрушив все логики Эдема, и получила право восчувствовать через мужа и детей мир. Права она была или не права, судить невозможно. Женщина всегда вне любого суда. Сделала и всё. Дальше разбирайтесь сами как умеете. Что мы все сумели — известно. Хвалиться нечем.

Все ее движения всегда подчинены избавлению от боли. Но в своем творчестве она никогда не бывает сентиментальной или циничной. Эти проявления пошлости находятся за пределами ее сознания.

Она начисто лишена даже доли пошлости, а потому может показаться, что она не понимает людей. Это не так. Она не понимает пошлых людей. Не отвергает, не отрицает, не критикует, а не воспринимает, и всё. Но она и не любит людей, поскольку любить людей — дело исключительно Бога. Люди обязаны любить Бога и строго относиться друг к другу, постоянно развивая личную ответственность за взятые обязательства. Только так. Совершенно не понимает, когда любят ее, поскольку рожденные образы для нее гораздо более реальны, чем она сама. И как-то по-своему она именно это понимает.

Это понимание проходит через всю ее жизнь. Она искренне верит в Бога, а когда ее вера не приносит успокоения, когда боль нарастает, она ищет другого бога. Но еще ни разу ни в каком действии она не утверждала Бога. Это не женское дело. Она лишь свидетельствовала, что в этой вере ей сейчас лучше. Ее вера бесхитростна и исключительно чувственна. О догматах веры имеет очень смутное представление, поскольку любой догмат всегда истекает из социальности, а она предельно асоциальна, вплоть до полного отсутствия даже малейшего представления о пошлости. Это крайне редко встречающийся тип людей, а в Литве таких людей вообще никогда не было. Но в мире социальности хорошо ориентируется, правда, совершенно не понимает природу социальности, как организованной умышленной лжи. Лгать она умеет, как и любая женщина, тем более жена, но ложь требует больших усилий по формированию отраженной реальности, где ложь можно достаточно долго выдавать за истину. Такие усилия ей не по плечу, а ее боль предельно истинна.

Отсюда и ее мифологический образ абсолютной женственности, страдающей оттого, что мир умирает. Она видит это умирание и пытается предотвратить его, рождая образ за образом. Она убеждена, что рожденные ею образы обладают абсолютной актуальностью для человечества. Но свой внутренний мир, в котором рождаются реальные образы, она считает некоей мировой универсальностью, поскольку утверждает, что люди обязаны заниматься собственной душой, устройством своего внутреннего мира. Непоколебимо уверена, что знакомство людей с рожденными ею образами поможет начать движение самого себя к самому себе. Здесь она права, и сама выставка рождена из этой уверенности. Практически это выставка одной картины. Работы других авторов лишь сопровождают и материализуют эту картину. Это не означает, что другие авторы несамостоятельны или второстепенны, но в шлейфе картины они получают определенный смысл. В другом ракурсе смысл работ затемняется, перегружается вторичностью, как и любое современное художественное произведение — из вторичности во вторичность по замкнутому кругу, а потому лишенное признаков художественности. Художественность — это всегда мистерия мифа как актуальной реальности.

Именно так и следует понимать ее потребность в том, чтобы люди добились просветления своих душ. Когда это произойдет, боль планетарного сознания утихнет и ее боль превратится в столь же сильную радость существования. Естественно, что она именно этого хочет. Именно это и составляет главную особенность мифической Гаи.

Реальная Гая не сильно отличается от мифической, поскольку потребность в избавлении от боли перекрывает ее эгоистическое женское начало, корыстолюбивое и расчетливое, алогичное и сварливое, доверчивое и подозрительное. Выбрасывает из роли жены и матери. Это тоже боль, но она вторична.

Лама

Это часть фамилии, но в пространстве мифа «играет» от безучастного к европеизированной социальности ламы-монаха до американского трудяги-верблюда.

Профессиональный фотограф-художник. Внутренне асоциален, умеет работать с социальностью, вернее, не выпадать из социальности при любых несущественных для него изменениях самой социальности. Он вне политики, поскольку не видит никакого содержания в самой политике. Его путь обычен для инфантильного поколения, рожденного в шестидесятых. Он знает, что «настоящее» было, но не знает, где и что из себя представляло.

Его путь чрезвычайно сложен, поскольку то «настоящее» прошло мимо литовского сознания, практически не задев его. Литовское сознание в шестидесятых было озабочено внутренним самоопределением, которое не было обосновано в мистерии Второй Мировой. Следовательно, вообще лишено какого-либо серьезного обоснования. В Литве не было шестидесятых годов, не было счастья переживания будущего, и лишь сейчас литовское сознание начинает осознавать, что нельзя оставаться на обочине, что-то очень важное было упущено в собственной духовности. Литовцы понимают, что в сороковых они проиграли, но кому, где и что? СССР навязал им Великую Победу, включив в свой состав, но это не было их победой, следовательно, здесь была ложь. А в лжи не может быть радости и искренности, но человек не может жить без радости и искренности. Вот именно эта ложь и парализовала литовское сознание, перекрыв дорогу в будущее. В XXI веке никакой лжи не должно быть. Время господства лжи закончилось. Никого они в 1945-м не победили, не было колоссального напряжения духа, не было и нет воли к Великой Победе. А без Победы нет будущего. Вот это стремление к Великой Победе над чудовищем и повело Ламу в путь.

Лама изначально органично жил в литовской среде, поскольку родом из староверов и русского советского сознания не понимал. Не понимал пафоса этой мистерии. Но отсвет реального «настоящего» погнал его на поиск. Поиск был чрезвычайно труден и запутан, поскольку это был поиск по формуле «иди туда, не знаю куда, и найди то, не знаю что». Вдобавок идти необходимо «ниоткуда», т.е. из принципиально неопределившегося в XX веке и расплывающегося литовского сознания, жаждущего самоопределения в своей Великой Победе, в своем мифе.

Неудивительно, что путь Ламы шел по линии эзотерики, но не глубокого проникновения в эзотерику, хоть и были попытки проникнуть в ее глубину, выяснилось, что реальной глубины там нет, а по образам, порожденным эзотерикой. На первый взгляд это очень легковесный подход, поскольку не перегружен серьезным систематическим проникновением, хоть и тщательно изучал, но не принял за истину, а лишь образами. Но это единственно правильный подход. Серьезное отношение к эзотерике перекрывает путь в высокую человечность, путь к своей личности, путь в XXI век. Эзотерика по своей природе представляет собой смесь пара-религии, поскольку сосредоточена исключительно на материальности и во имя материальности, и пара-науки, поскольку подменяет серьезную работу по систематизации феноменов объективного мира произвольными фантазиями из произвольных логик. В реальности эзотерика представляет собой промышленный отход всех серьезных мета-исторических процессов. Но тем не менее образы, порожденные эзотерикой, несут в себе достаточный объем истины, поскольку всегда стремятся к чувственной красоте. Вот только то, что в эзотерике истинно, Лама и воспринял. Все остальное воспринял как малосущественную игру. Правильно воспринял. Так оно и есть.

Обращение к фотографии совершенно не случайно. Лама искал «настоящее» в себе и во внешнем мире. А фотография — это уловленный миг, в котором всегда есть настоящее. Но это уже другое настоящее.

В русском языке понятие «настоящее» вытекает из понятия «время» и имеет два значения: статическое и динамическое.

Статическое расположено на грани прошлого и будущего и представляет собой отпечаток объективного мира. Но сам объективный мир имеет тоже две природы: социальную и личностную.

Социальный объективный мир устойчив в своих проявлениях и феноменах, зафиксирован в системе научных знаний, научных авторитетах и утвержденных произведениях искусства, в которых этот мир остановлен в определенных эстетиках. Но этот объективный мир материален, в нем нет чуда, нет видения движений нематериального мира.

Личностный объективный мир, вытекает из социального, но прямо зависит от пути личности и бесконечно многообразен в своих проявлениях. В этом мире феноменология прямо зависит от личности, и влияние нематериальных миров гораздо сильнее. В этом мире возможно чудо, но всегда присутствует момент мистики. Если говорить образно, то одиноко стоящее дерево есть прямо явленный объект. В социальном плане он многообразно определен и описан. Личность не может знать все описания и исследования дерева, но кое-что знает из своей практики. Лесник, столяр, плотник, биолог, эколог, турист и пр. это дерево воспримут совершенно по-разному, но те, кто располагает личностным художественным чутьем, то, что не знают, подменят движением образа. Там, где движение образа, там всегда есть проявления нематериальных миров.

Следовательно, статическое «настоящее», схваченное в фотографии, находится на грани социального и личного восприятий. Здесь и образуется «игра» образа. Все, кто видит фотографию дерева, знают, что это дерево где-то существует или существовало в определенном во времени «настоящем» и это факт. Но факт сам по себе неинтересный. Дерево, оно дерево и есть, что о нем говорить. Но каждый прикоснется к этому «настоящему» по-своему. Чем чище и выразительней образ дерева на фотографии, тем больше возможности для личностного восприятия.

Таким образом, фотография — это всегда сплав социального и личностного видений в статике «настоящего» времени. То есть Лама получил возможность работать со временем и выявить точку перехода из неопределенной и несущественной социальности в определяемый путь к своей личности через фиксацию образа во времени. Логика здесь такова:

• объективный мир и объективное время есть;
• я эти объективности уловил, перевел в образ и через других осознал их восприятие образа;
• это восприятие образа перевел в свой личный план и получил определенный отпечаток своей будущей личности;
• этот отпечаток и есть ступень на моем пути.

Динамическое понятие «настоящего» имеет ценностную характеристику. Когда говорят, что это «настоящая» вещь, то имеют в виду, что это ценная вещь, но это не просто цена товара, а самовозрастающая стоимость. Когда речь идет о художественном произведении, то тут все понятно. «Настоящая» цена вещи потом будет дороже, чем сейчас. Когда речь идет о товаре, то тут расчет сложнее, но тем не менее возрастание стоимости в будущем также предусматривается. Цена прямо вытекает из качества, а понятие качества прямо вытекает из эстетики, как метода реализации смысла. Любого смысла, но схваченного в понятиях.

В любом случае динамическое понятие категории «настоящего» всегда обращено в будущее, вплоть до бесконечно эволюционирующего будущего. Отсюда и идет представление о «вечных ценностях». Вот именно это понимание на уровне чистой интуиции и двигает Ламу по пути к самому себе, к своей личности, к своей Великой Победе, без которой личность не может состояться. И эта победа, повторенная в миллиардах человеческих существ, в их судьбах и подвигах, воспроизведет великую мистерию Второй Мировой на уровне всего человечества, качественно изменив его.

Это значит, что Лама нашел единственно правильный путь для выхода из безличного неодухотворенного сознания к будущей личности. Движение вдоль образов и игра на гранях понятия «настоящего». Время из энтропийной вырожденной плоскости через образ перетекает в объем будущего эволюционного времени. Если данная ему социальность не обладает напряжением души, не пережила чувства сопричастности к творению истории, то эту сопричастность необходимо создать самому себе для реализации самого себя. Воспроизвести историю в себе, через управление образом «настоящего». Но это уже не история людей, которая неповторима, а мета-исторический скачок из энтропийной безличности в эволюционирующую личность.

Тяжкий путь и тяжкий труд идти в параллель развивающейся социальности, вытягивая из нее то, что действительно имеет ценность. Путь в мета-историческом пространстве всегда был и есть путь богов, но при этом всегда сознавать, что ты не более чем человек, не претендовать на знание откровения и скромно занимать место свободного художника, готового передать обретенное знание людям. Цена этого знания — разрушенное здоровье. Но здоровый и крепкий художник — явление нечастое, поскольку тот, у кого не болит душа, долго сохраняет физическое здоровье и может много съесть за свою долгую жизнь, что всегда есть результат для себя и никогда не есть результат для других. Так устроена жизнь и другой не бывает. И с этим надо мириться. Лама смирился с этой участью, но именно потому он получил право сказать: «Человек создан для бури». Лама преодолевает колоссальную вселенскую бурю, бушующую на планете, выискивая во множестве резких и трагических движений людей «настоящее».

Одним из этих проявлений бури — боль Гаи. Выдержать напряжение этой боли на близком расстоянии мало кто может, если вообще кто-то сможет. Лама выдерживает, понимая, что это «настоящее», что это центр боли планетарного сознания, что здесь творится мета-история и каждый день бросает ему вызов мистическими переходами. Что ж, путь через эзотерику всегда сопровождается игрой мистических сил и к этому надо быть готовым.

Вот эта несоразмерность скромной индивидуальной судьбы и прямое противостояние планетарной стихии выбросили из его творчества образы конкретных людей. Люди неинтересны. Интересны исключительно мифологические персонажи мировой мистерии. Их вызовы меняющемуся времени несут огромный заряд энергии, который вместить в себя очень непросто. Необходим большой объем духовности личного пространства, поэтому он наращивает этот объем, выкристаллизовывая образы.

Путь Ламы далеко незавершен, и это лишь середина пути, но пройденный путь показывает, что человек не волен в выборе своей судьбы, а прямо определен начальными условиями. Если условия очень неблагоприятны, то следует создать условия, которые помогут преодолеть эту неблагоприятность. Если это очень тяжелые условия, то это всего лишь очень тяжелые условия, и больше ничего. Главное — не утратить цель и смысл этого пути. Лама не утратит.

Основное качество Ламы как художника в том, что он умеет выдержать напор партнера и разглядеть в нем истину. Этого качества как раз не хватает людям современной, выпавшей из исторического процесса Литвы. Как и все люди Литвы, он практичен, но его практичность проходит за гранью социальности. В пространстве асоциального мета-исторического действия, там, где не бывает преступления, а потому путь Ламы составляет достояние Литвы. Единственно, чего Лама сам определить не может, так это куда, собственно, ведет этот путь, поскольку на вопрос «куда?» должны определить сами люди Литвы в обретении своего уникального личного начала. Он не вправе за них определять — куда.

Это качество настоящего художника XXI века, через объем собственного духа, через виртуозное владение техникой изображения и пластичности помочь людям в определении личного пути. Смирение собственной гордыни и служение становлению нового планетарного человека. Это другое соотношение личности художника и личности становящегося человека.

Именно отсюда, из понимания своего достоинства, вытекает сама его техника — движение объективного мира из одной формы объективации в другую. В его творчестве старый объективный мир поплыл, стал утрачивать свою форму, а вот в какую форму он выльется — он определить не может и не хочет, поскольку новая форма мира прямо зависит от тех, на ком сейчас лежит великий труд реального творчества. Представленные образы являют собой промежуточный этап трансформации объективного мира. Завершение трансформации от него не зависит, поскольку находится в новой эстетике, которую еще надо найти. И он дает людям возможность поиска реальной красоты и перевода его в эстетику. Практически Лама взял всю изощренность техники современного дизайна, но использует его не для подмены художественности, а технического обеспечения художественности.

Важнейшим фактором обращения к теме трансформации является для него боль Гаи, поскольку и он и она знают, что лишь фиксация объективного мира в координатах новой красоты уберет эту боль и они найдут покой. Смогут вернуться в успокоившийся мир. И здесь есть прямое соотношение с булгаковским «Мастером и Маргаритой», обретшим покой за пределами социальности, после выполнения своей миссии — примирения Христа и Пилата, соединения Закона и Благодати, правильного сочетания пути Европы и пути России, разведенных личностью Христа на противоположности, соединение которых возможно только через личный путь персоны, организующей новую социальность. Отсутствие этой личности и составляет природу боли планетарного сознания, переживание и преодоление которой и определяет неизбежность пути Ламы.

Само состояние Ламы является промежуточной точкой пути личности в XXI век, и человек пройдет этот путь, чего бы ему ни стоило. И на этом пути уже есть Лама, первым освоивший путь из мета-исторического расплывшегося «ничто», готовый помочь тем, кто хочет пройти его до конца.

Это содержание ответов Ламы на заданные вопросы: «Зачем тебе это все надо?» — «Я увидел, что мир изменился и это не игра безответственного воображения, а это серьезно». — «Зачем это надо людям?» — «Чтобы они смогли организовать свою жизнь в изменяющемся, трансформирующемся мире». — «Что тебе важно в этом мире? Что в нем вечно?» — «Процесс сотворения совершенного себя. Овладение временем в координатах бесконечности, из бесконечного будущего в бесконечное прошлое, в которых можно расположить любые формы конечности и поверить в них». — «Что для тебя святое?» — «Любовь и преданность».

Реальный Лама не очень отличается от мифического образа, поскольку строгие и сверхнапряженные рамки жизни не дают возможности расслабиться и проявить себя как-то иначе. А время все более сжимает эти рамки и приходится еще более напрягаться для того, чтобы эти рамки раздвинуть. Туда и уходят все силы. На безответственный произвол времени не остается, а впереди еще долгий путь.

Бычок

Является производным от фамилии. В пространстве мифа флуктуирует от социального заместителя Осириса — Аписа до любого священного быка любой культуры. Суть культа быка вытекает из представления о социальности, из которой рождается человек и где он обретает свои индивидуальные особенности. Именно поэтому бык считался душой Птаха и Осириса и именно по этой причине священного быка выбирали по определенным приметам, т.е. его природа — индивидуализм.

Бычок полностью социален и не рвется ввысь, не преодолевает социальность, но обретает прочную индивидуальность. Без фигуры быка любой культ безжизнен, поскольку нет реального движения социальной жизни, нет критерия движения. Бычок под видом личности полагает дух социальности, а потому легко вписывается в любую здоровую социальность. Вот именно тот факт, что здоровую, — и определяет его значение в мистерии. Там, где Бычок, там нет болезненности. Именно по этой причине Бычок вообще не понимает природу политики. Там, где нет болезненного переживания, нет нужды в политике. Но он не асоциален. Он индивидуален.

Это не значит, что он не понимает боли, но он полагает, что там, где есть боль, есть и потребность в здоровье. Следовательно, он ищет то место, где боль исчезает. В этом его суть и критерий истины. Это очень ненавязчивый и не демонстративный критерий. Он есть, и всё.

Его путь в фотографию определен тем, что это очень социальный вид деятельности, требующей высокого ремесленного профессионализма и протекающей в плотной человеческой среде. Его суждения неглубоки, но всегда ответственны, т. е. он говорит только о том, что понимает, и никогда не говорит о непонятном. Его функция — постоянно держать и связывать текущую взаимоответственность. Перспектива уходит в социальную структуру общества. При этом Бычок твердо знает, чего не хватает социальности. И руководствуясь чувством природного равновесия, погружается в те сферы, которые выпали из внимания социальности, но которые социальное сознание должно освоить. Здесь и рождается художественность и личное видение Бычка.

Бычок в точном соответствии со своим мифологическим прообразом таинствен и не рассчитываемый ни в каких координатах, поскольку сами координаты социальности изменчивы и текучи, поддаются властному регулированию.

Его внимание приковано к мета-физическим движениям материальности. И вот здесь выявляется весь объем его художественного чутья. Оказывается, все асоциальные движения Ламы имеют соответствие в мире кристаллов. Это его первая выставка, а работу он начал давно, но до сих пор сама эта работа не была актуальной, а потому оставалась лишь некоторым увлечением. Увлечением довольно-таки странным и непонятным. Но вот мир «поплыл» реально и очень тревожно, резко по нарастающей, и Бычок обнаружил, что его работы каким-то образом из интересных картинок начинают превращаться в нечто актуальное, а следовательно, практичное. Но при этом придется приоткрыть завесу тайны собственного пути в человечестве, «засветить» личное начало, обрести ответственность там, где социальному человеку не по чину. Это тревожно, но выбора нет. Уже нет ничего, где так или иначе не было бы боли. Это новое для него ощущение.

На вопрос: «Зачем это тебе надо?» — ответил, что кристаллами занялся для того, чтобы оживить мир кристаллов и увидеть новые измерения красоты в сочетании выращенных кристаллов и поляризованного света, получить и передать другим новые впечатления. Сочетание цветов и кристаллов получились спонтанно. Захотелось увидеть и отобразить сочетание двух природ света, и всё. Работы с улитками интересны тем, что улитки очень пластичны и на них можно посмотреть в другой среде.

Это довольно-таки стандартный ответ индивида, не осознавшего свое личное начало, поскольку он не дает связи между процессами в реальном мире и потребностью увидеть именно этот образ. Однако такая связь есть и связь эта однозначна, если увидеть ее из определенной модели вселенной. Эта вселенная устойчиво существует в давно выделенных, но пока научно не освоенных уровнях субфизики (время, пространство, что и образует феномены полей), собственно физики (радиация, ядра), трансфизики (химия, включая биохимию, психика как вид квантования нематериальной энергии), мета-физика (информация, эстетика). Перечисленные четыре уровня и по два подуровня в каждом уже давно выделены и освоены, введены в систему школьного образования, но пока не устоялась логика их взаимосвязей и взаимодействия, поскольку сама логика полностью вытекает из Символа, объединяющего все эти уровни и подуровни. Конечно, в полной картине вселенной их гораздо больше и они существуют в многомерном вихревом пространстве, но для целей данной статьи этого понимания вполне достаточно. Главное здесь — понимание того, что все эти уровни одноприродны, но степень материальности разная. Следовательно, изменения в одном уровне неизбежно сказываются и на другом, подчиняясь определенным расчетным закономерностям. А вот этого еще на земле не было. Еще никто не брался за работу по расчету всего объема вселенной, поскольку до сих пор ключ к вселенной — Символ — находился в руках репрессивных аппаратов и всегда был основой тоталитаризма. Природа же и тайна рождения любого Символа всегда была и сейчас расположена в мета-исторической компоненте русского сознания как прямого отображения Христа. Сама эта компонента из европеизированного сознания не видна и воспринимается в виде Абсолюта, но для удобства восприятия представляемого в виде некоего предмета, обладающего магическими свойствами. Белиберда, конечно, но так европейцам было удобней. Магическими свойствами обладают только материальности, порожденные Абсолютом, например картины Гаи. Не исключено, что представленные фотоработы в момент выставки обретут также магические свойства, а возможно, и сейчас уже имеют.

Движения нематериального мира всегда отражаются в материальности. Нынешнее нарастание планетарного раздора лишь отражает уже давно освоенные Ламой трансформации объективного мира. Вот эти еще тогда невидимые и неосвоенные трансформации вызвали образ сочетания света и кристаллов, что является отображением тех же трансформаций. Сам образ в качестве интересного от Бычка не зависел, но его социальное сознание почувствовало, что это уже есть, что это случилось. Интуиция никогда не подводит, если слушать ее голос. Вот именно здесь, в этом «захотелось» и расположена тайна личностного восприятия, которое «хочет» только того, что уже случилось, сконденсировалось в образ и пробивается из глубин сознания наружу. Но в то время верхний слой социальности без присмотра стал радостно захлебываться в ранее запрещенной лжи под видом истины, в произволе под видом свободы. Никого не интересовал голос кристаллов и работы остались невостребованы. Они не подходили для обоснования лжи или однобокой политической истины, что одно и то же, поскольку кристаллы не могут лгать. У них нет такой возможности. Нет свободы воли. Нет выбора истины. Но у нас есть возможность не слушать голос истины и обманывать самих себя.

Нарастание реальных трансформаций, когда встал вопрос о содержании истины, вызвал образ сочетания кристаллов с цветами, завершившееся переходом жесткого тревожного свечения кристаллов в мягкий свет воды, а реальное движение мира вызвало игру с улитками.

Так что работы Бычка не просто интересные картинки, а летопись движений Духа, пережитого каждым за это время, и каждый может соотнести родившийся образ с его точно такими же переживаниями. Это значит, что образы предельно истинны и явлены в том или ином виде каждому.

На вопрос: «Зачем это нужно людям?» — ответил: «Люди слишком погружены в настоящее и поэтому не видят будущего. Надо сделать шаг назад и увидеть будущее. Люди уверены, что их видение мира абсолютно. Люди настолько ощущают себя реальными, что не могут увидеть себя другими. Надо выбить их из старой реальности, поскольку мир необратимо устарел».

На вопрос: «Что для тебя в этом мире является святым, вечным?» — ответил: «Сам процесс жизни».

Именно это и есть голос истины, вызванный нарастанием нерегулируемого хаоса в социальности. Бычок, оказывается, хорошо слышит этот голос. И раз он сказал это, то, значит, сам процесс жизни обнаружил свою неустойчивость в своем базисе. Но в его ответе есть один момент, смысл которого он, как существо социальное, не понимает. У людей нет возможности отступить «назад» в той плоскости, в которой произошло движение «вперед» и закрепилось рождениями детей и смертями людей. Каждый такой шаг уже необратим. Но есть возможность отступить назад, поднявшись на другой уровень, где есть свобода маневра.

Это значит, что сама социальность уже требует эволюционного скачка духа и готова обеспечить этот скачок своим профессионализмом.

Такова мифологическая фигура Бычка. Какое отношение она имеет к реальному человеку, сказать трудно. Он пока не проявил сам себя и представляет собой текучую плазму социальности, только слегка заявленную в представленных творческих работах. Но эта заявка истинна.

Контур мистерии

Таким образом, все три мифологические фигуры образуют движение мета-исторического конфликта.

Гая, с молодости выбравшая путь художника, случайно в поисках своего уникального места в жизни вошла в пространство, куда женщине путь категорически воспрещен, в пространство мета-истории, где в это время разыгрывались последние акты мистерии XX века и распадались паллиативные миры СССР и США, освобождая место для деятельности свободной личности, и определялись параметры нового содержания свободы.

Как она туда попала, можно только гадать, но относительный порядок был нарушен и преемственность исчезла. Кто тому виной, пока неизвестно. Известно, что порядок стал хаотически разрушаться и ее сознание напрямую слилось с планетарным сознанием. Появилась боль, которая вначале воспринималась как творческое вдохновение, как собственное болезненное состояние. Ее картины стали наполняться магией боли, от которой можно защититься исключительно путем отказа от прямого восприятия мира.

Но для тех, для кого боль является привычным состоянием и поиском преодоления, эти картины стали служить источником энергии преодоления.

Лама так и поступил. Его путь в пара-мирах требует чересчур огромного напряжения, поскольку путь из неопределенного «ниоткуда» в определенное «не знаю куда» требует поиска критерия истины. Боль и была той нитью Ариадны.

Бычок давно связан с Ламой приятельскими отношениями, но в основе этих отношений лежало наблюдение за путем Ламы и введение этого пути в социальность как независимого фактора. Эти взаимоотношения и отразились в той части деятельности Бычка, которая имела самостоятельное от него существование как некоторая объективная истина. Природы этой истины он не знал, но твердо верил, что социальности это нужно, поскольку, будучи органической частью этой социальности, он знал, каким должен быть заказ на путь личности.

Вот это взаимодействие истин и породило взаимозаказ на жизни друг друга. Эти отношения истинны, и то, что рождается в этих отношениях, одухотворено истиной. Но эта истина незнакома им, поскольку настоящей жизни они не видели, им неизвестна высокая мистерийность жизни шестидесятых, но они так или иначе знают о том, что эта жизнь была.

В этом моменте и всплывает фигура Философа. Философ жил в шестидесятых полной жизнью, но уже тогда твердо знал, что это еще не настоящая жизнь, а лишь прелюдия к ней. Следовательно, нельзя было погружаться в нее полностью, а надлежало сохранить этот миг и исследовать его через свою уже безнадежно асоциальную жизнь. В социальность Философ вернуться уже не смог. Смертельно скучно, даже вино пить скучно. Не с кем. И любить некого. В семидесятых никто не мог подняться до высочайших нот искренности. Открытой искренности. А на кухне искренность не имеет значения, поскольку не может быть подкреплена открытым публичным действием. Тайных жлобских действий никакой философ не признает. Его жизнь всегда открыта.

Философ давно знает всех троих, давно следит за их путем и лишь слегка косвенно корректирует их движения. Больше личным примером, чем прямыми подсказками. Философ знает, что путь к истине бывает только свой и его нельзя ни указать, ни подсказать.

Философ в мистерии выставки является всего лишь зрителем, который видит связь времен и связь явлений. Видит через свой опыт. У другого зрителя будет свой опыт и свое видение. Задача Философа — показать, что можно видеть и так. Главное увидеть истину в другом и через это видение расширить свое понимание истины.

Таким образом, контур выставки жестко определен четырьмя векторами:

• боль планетарного сознания, алогичной женской природы, потребность в пути;
• путь асоциальной личности в будущее как избавление от боли, обретение мужественности;
• движение социального индивида как указание на источник боли, обретение личностного начала, исходная точка пути в будущее;
• логика состоявшегося будущего как взгляд из реального будущего в ирреальное сегодня.

В рамках этого контура человек может определиться в своем чувственном восприятии будущего и правильно выстроить направление своего жизненного пути из расплывшегося мира в жесткий определенный мир будущего.

Но здесь потребуется еще одно отступление, поскольку происходящая на наших глазах трансформация объективного мира имеет основное измерение, проходящее через чувственный мир каждого человека. Это измерение называется — молодость, как источник новых чувств, поскольку трансформация — это всегда обновление чувств, что всегда равно состоянию молодости. Старые чувства делают и молодого человека старым. Сейчас время, когда можно видеть и пятидесятилетних юнцов и пятнадцатилетних стариков. Тяжкое время, но его надо прожить. Для Философа это личная проблема, поскольку ему надо проскочить порог своего застывшего во времени двадцатилетия, но мир вокруг него уже более тридцати лет стремительно стареет, не познав счастливого состояния молодости. Молодой не имеет права верить в то, что мир пошл, поскольку это неправда. Старая, вышедшая из оборота социальность всегда пошлость, следовательно, необходимо уходить в новую. Вот и всё. И от этого Философ сам не имеет права стареть. Кто-то должен стоять на страже всеми покинутой и никому не нужной юности, постоянно обновляя мир своих чувств, вместо стремительно стареющей молодежи, попавшей в лапы старого умершего мира, лишенного животворного одухотворенного мужского начала.

Молодость

Ощущение молодости очень важный феномен, без понимания которого невозможно понять природу нового мира, поскольку она познается через преодоление старого.

С 70-х годов движение к старости прекратилось. Все захотели остаться молодыми. Это ведь очень весело быть молодым. Да, весело, но и безответственно. А там, где безответственность, там всегда наступает смертельная скука и бесконечная пошлость.

В жизнеспособных человеческих обществах человек стремится как можно быстрей преодолеть молодое безответственное состояние и войти в ряды зрелых ответственных людей. Но преодолеть — значит и как можно более разнообразно пережить все стадии произвола, чтобы в зрелой жизни иметь представление о многообразии мира.

Сейчас нет взрослого ответственного мира, следовательно, и молодежь не может пережить все чувства блаженного безответственного произвола. Никто ни за что не отвечает. Когда старики заигрываются в молодых, то молодежь уже не нужна.

И молодые вынуждены брать на себя роль зрелых людей, а это молодым не по плечу и не по чину. Вот именно отсюда идет детская и молодежная преступность, отсюда идет равнодушие к миру детства, равнодушие к детям. Но и равнодушие к взрослым как к безответственным придуркам.

Здесь и образуется конфликт с социальностью. Без зрелых ответственных людей социальность умирает. Опыт поколений теряется, теряется ответственность перед детьми. Новая социальность развивается в уродливых формах среди тех, кто не обладает опытом, и ее становление идет с огромными жертвами, которые лишь ожесточают души, лишая мир осознания красоты. А без красоты, мир не может существовать. Вот он и гибнет.

Выставка указывает путь к красоте и метод восстановления ответственности в среде тех, кто может осознать всю меру ответственности за рождающийся будущий мир и всю меру безответственности уже умершего, разрушающегося, но пока существующего и очень опасного мира.

Одна из актуальнейших задач представленной мистерии — отделение взрослого ответственного мира от мира детства, куда образованная ответственность должна передаться.

Мистерия выставки

Мистерия не выдумана, а реально развивается в виде нарастания опасности планетарной катастрофы. Природа катастрофы заключается в неудержимом слиянии ранее разделенных начал, как в примере со слиянием наготы и щелочи. Сейчас невооруженным взглядом видно, как

• сливаются мужское и женское начала, поскольку исчезло понятие мужской чести,
• сливается молодость и зрелость, поскольку исчезла ответственность перед прошлым и будущим,
• сливается Европа и Россия, поскольку исчезло различие между религией и культурой,
• сливается ответственная элита и простонародье, поскольку представление об обязательствах исчезло.

Грандиозная работа сотен поколений людей и поколений богов обессмыслена.

Именно отсюда идет боль планетарного сознания и температура планеты растет, идет стремительный рост энтропийных процессов. Мир плывет и пытается зацепиться за остатки былой красоты уже давно выброшенной из искусства. Ничто из прошлого уже не существенно. Уже нет никакого прошлого в социальном сознании. Даже знаменитая Мона Лиза уже давно умерла от старости, поскольку вся ее тайна заключена в том, что Леонардо да Винчи столетия назад сумел разглядеть образ женщины начала XX века. Сейчас начало XXI века и образ новой женщины будущего пока не явлен. Мы все еще в далеком ушедшем прошлом.

Следовательно, весь объем прошлого стал актуальным для того, кто в своей душе сохранил ранее сделанное разделение и готов усилием духа оживить прошлое, но в координатах «универсальная человеческая личность» — «весь мир в его материализованной и нематериализованной частях».

Если материальный мир выходит из-под контроля, то, значит, нематериальный мир организован в неверных логиках. Отыскание верных логик всегда составляло суть любой мистерии, поскольку логика мистерии из преодоленного сознания воспринимается как абсурдная. Но абсурдна именно старая логика, а новая логика еще социально не закреплена, поскольку мифологические образы еще не познаны, но уже существуют в новых образных рядах. Чувственное освоение новых образов и логик и есть природа любой мистерии. Это освоение всегда практично, поскольку всегда преследует целью восстановление управляемости материальным миром. И эта практичность начинает растворяться, когда восстановление управляемости переходит в фазу агрессивного господства, когда управление материальным миром перестает быть средством обеспечения пути к самому себе, а становится самоцелью и путь к самому себе перекрывается застывшей социальностью, которая требует, чтобы личность вначале пришла к зафиксированному и стратифицированному социальному индивиду, в котором нет личного начала. Это и есть обскурантизм в чистом виде, когда желание стать личностью в неверно выбранных координатах неизбежно приводит к отказу от личного начала как обязательной платы за свою свободу (продажа души дьяволу). После сделки человек вместо свободы получает право произвола. А это совершенно другой товар, в котором нет будущего.

Это вечный процесс, но другого механизма эволюции сознания нет, пока еще нет.

Основным методом организации мистерии является твердое следование принципу: если хочешь, чтобы верили тебе, вначале поверь в себя будущего сам настоящий, затем научись верить другим.

Верить можно только чувству прекрасного. Научись видеть прекрасное в других, манифестируй свое понимание прекрасного и объедини это чувствование логикой будущего.

Это очень большой духовный труд и самый трудный из всех путей. Но никакого другого пути не было и нет.

Центральный образ. Ева. Социальный источник асоциальности. Момент истины

Образ начал свое движение в начале 2001 года, а окончательно оформился 15 июля 2001 года. Следовательно, именно так выглядит реальное планетарное сознание начала XXI века и начала третьего тысячелетия. В этом ключе и следует рассматривать все события этого нового этапа жизни планеты.

Полотно четко разбито на две части: прекрасная молодая женщина, но наделенная чертами разных расовых типов, и демоническая сущность, тоже женской природы, протягивающая яблоко.

Это иное прочтение первомифа Библии.

Инаковость прочтения заключена в том, что сегодня человеческое сознание получило возможность точнее оформить образы первомифа. За прошедшие, со времени первого акта искушения, тысячелетия человечество полностью освоило материальность планеты, вплоть до атомарного состава, отквантовало и заключило в образные ряды нематериальную составляющую планеты. Это еще очень грубая работа, поскольку это есть завершение определенного этапа эволюции планетарного сознания и переход к новому этапу, когда человек сам начинает осваивать наследие всех богов, следовательно, имеет право на свою образность. Сама же сущность первомифа изменена быть не может. Библия неотменима. Раздвигать ее рамки можно — менять нельзя.

Принципиально важным моментом является то, что в Библии ничего не сказано об облике Евы. Мы не знаем, красива она или нет, поскольку само представление о красоте у нас самих весьма разнообразно. Конечно, Бог не мог создать нечто некрасивое, но для людей Земли красота — явление весьма подвижное. Эта подвижность привела к тому, что за прошедшие тысячелетия человеческое сознание через механизмы цивилизационной эстетики оформило для себя, материализовало образы красоты и совершенства. Именно по этой причине первоначальный образ Евы перетек в левую часть полотна, а в правой оставил уже бесформенный образ демонической сущности. Это и есть реальное рождение новой Евы, в образе которой любая женщина Земли обретает первозданную красоту, привнеся туда и деятельность всех богов. Следует заметить, что левая часть полотна является правой стороной Евы. Женщина всегда права в своем ощущении собственной красоты, но мужчина не всегда прав в восприятии смысла этой красоты и нередко, двигаясь к познанию красоты, совершает преступление для овладения этой красотой. То есть воспринимает красоту как нечто левое, как искушение. Тогда он теряет контроль над собой и из мира богов падает в мир животности. Это называется «не совладал с собой», не сумел познать самого себя. Боюсь, что этот конфликт никогда не будет исчерпан.

Каждый может и должен сам себе разметить образы полотна, но есть вещи, которые ни от кого не зависят, следовательно, их следует отметить, чтобы избежать произвола в понимании. Произвол в этих вещах недопустим, поскольку может навредить тому, кто войдет в контакт с образом. Тот, кто склонен к произволу, должен воздержаться от контакта и заняться чем-нибудь попроще. В мистериях всегда плавится душа и отливается в форму, но форма при всем своем разнообразии должна быть правильной, определять движение в будущее. Такова природа любой мистерии.

Во-первых, сам образ имеет строго вихревую природу, только в этом случае образуются подобные соединения разных образов в один. Здесь есть эффект вращения, когда во вращающемся объекте можно увидеть разнообразные вторичные образы, в зависимости от скорости вращения. Поэтому в образе Евы можно отметить несколько расовых типов, но главные признаки — золотые волосы и белая длинная шея — остались неизменными. Сами эти признаки идут из человеческого сказочного сознания и из образа гомеровской Елены. Так оно и есть на самом деле.

Во-вторых, в женском образе и небе преобладают синий и голубой цвета. Самой Гае использование синего малосвойственно, следовательно, стягивание синего и голубого цвета к женскому образу идет из планетарного сознания как отвращение к процессу рассасывания мужского начала, которое всегда есть функция от чести. А честь всегда есть служение Богу. Другой чести не бывает. Богу сейчас никто не служит.

В-третьих, яблоко протянуто нам. Это уже наше дело, взять яблоко и уйти в Будущее или остаться там, где уже нет жизни.

В-четвертых, в лице Евы нет и следа радости или лукавства, только бесконечная грусть и, что и создает бесконечное обаяние образа, спокойствие. Для работ Гаи это неожиданность. Причина спокойствия совершенно непонятна. У Гаи спрашивать бесполезно. Она не знает. Она знает, что это именно так, и всё. Это не умиротворенное спокойствие, не признание своей бессильности что-либо изменить, не уверенность, что все будет когда-нибудь хорошо, не скука, но и не безнадежность утратившей всякую надежду. Это и есть тайна, породившая необходимость в дополнении образа движением других образных рядов, суть которых — активное движение мужского начала в разгадке этой тайны. Бесконечное спокойствие женского начала, порождающее бесконечную активность мужского в поиске первопричины собственного бытия.

Независимо от любых возможных восприятий образа ясно только одно, движение к планетарному человечеству означает, что все женщины планеты начинают движение в первомифе Библии, поскольку с Евангелием все знакомы, а осваивать в новых координатах следует весь объем культуры актуализированный в обществах, порожденных социальным христианством. Подходов и путей здесь может быть великое множество. Некоторые подходы будут эффективны, некоторые нет. Но поиск начался и возможности уклониться от него нет. Известно лишь то, что это будет личный поиск, но из определенной социальности, поскольку социальность ни отменить, ни уничтожить нельзя. Это достояние богов, а с богами спорить нельзя. Их необходимо познавать. Можно только включить в свои личные планы и совместить со своим путем. Здесь и заложен деятельный ответ на все вопросы собственного бытия.

Таким образом, мистерия выставки заключена в поиске личного ответа на природу грустного спокойствия планетарного сознания. О чем грустит и почему спокойна? Что стоит за этим? У Философа нет общего для всех ответа, поскольку люди сейчас бесконечно разнообразны в своем восприятии красоты, но Философ может помочь обнаружить лично определенный ответ.

В распоряжение человечества очень редко попадают образы подобной силы, поскольку в образе нет ничего от человеческого произвола. Те, кто знаком с ее работами, могут увидеть, что от той прежней Гаи здесь очень мало что осталось. Особенности стиля, не более. Особенно речь должна идти о цветовой гамме. Обычно она работает в тревожном смешении желтовато-зеленоватых оттенков. Здесь она резко отделила зеленоватость, сброшенную в образ демонической сущности, и трансформированный в золото желтый. Вся болезненная окрашенность ее работ исчезла. Картина здорова, нет болезненности, но зато появилась четко обозначенная Тайна, как источник активности. Источник, истекающий из вихря.

Правый шлейф. Бычок. Движение социального сознания. Подсознание

Работы распадаются на четыре слоя: кристаллы, улитки, кристаллы и цветы, камни в воде и лист.

Кристаллы начали свое свечение еще во второй половине 80-х годов. В мистерии выставки этот свет означает реакцию здорового сознания на начинающийся распад социальности. Каждый может соотнести образ этого света со своим состоянием тревоги и радости того времени, суть которого — предощущение свободы и вытекающей из нее личной ответственности. Что из этого получилось, мы уже знаем, чем это закончится, предположить нетрудно. Но тревожное свечение поляризованного света в кристаллах дает нам сигнал из прошлого. Это свечение привлекло и заворожило взгляд Бычка из социальности. Впервые он сделал шаг в будущее, твердо зная, что отобразить это свечение очень необходимо. Но кому и зачем, он не понял, поскольку реакция окружающих, в том числе и Философа, была на первый взгляд вялая.

Но только на первый взгляд, поскольку выбросить этот свет вовне не было возможности. И свет ушел во внутренние миры тех, кто видел, флуктуируя там и тревожа. Результат этой работы состоялся и лишь сейчас вышел наружу, поскольку время пришло.

Тот, кто хочет познать себя в мистерии, должен соотнести это свечение со своей жизнью в конце 80-х и увидеть связь. При любом толковании этих работ связь между светом кристаллов и жизнью социальности есть и эту связь можно осмыслить. Если же поверить логике выставки, то эту связь можно осмыслить в единстве представленных работ и логики.

Если логика выставки не воспринимается, то можно попытаться выстроить собственную логику или спектр логик, необходимо лишь, чтобы эта логика сводилась к Символу, где собственное ощущение красоты наложилось на понравившиеся работы, слилось с центральным образом и переплавилось в определенную эстетику.

В конце 2000 года появились улитки. При всем разнообразии восприятия улиток есть вполне устойчивые атрибуты этих работ. Это:

вихревая природа улитки;
ее пластичность, что, собственно, и послужило проявлению в ней вихря. В теле, где есть костяк, вихрь проявляется путем асимметрии;
неестественность положения улитки в пространстве по отношению к гравитационному полю.

В логике выставки здесь есть прямая соотнесенность между появлением улиток и зарождением образа Евы. Вихрь есть основной материал устройства вселенной, в том числе и материального космоса. Все космические объекты представляют собой вихрь. Это достаточно изученное явление объективного мира. Форму вихря имеют и метагалактики, и галактики, и звезды, и планетарные системы, и сами планеты, и атомы. Все, что вращается, есть вихрь, поскольку у него есть устойчивая ось, временной цикл, направление вращения втянутой в вихрь материальности и неподвижная стратифицированная среда, в которой вихрь образуется. Нетрудно предположить, что и нематериальные образования также имеют свойства вихря, во всяком случае, когда мы говорим об устойчивости какого-то образа или явления, мы говорим об устойчивости направления оси вихря. Следовательно, в конце 2000 года нематериальные вихри обнаружили свою неустойчивость и их положение в пространстве получило разнообразие. Это и есть улитки Бычка, что прямо свидетельствует как об его интуиции, так и о социальности его видения мира. Любой человек может вспомнить свое состояние конца 2000 года и подтвердить, что именно в этот момент что-то в нем перевернулось, резко изменилось. Но то же можно сказать и обо всем мире.

В начале 2001 года «вдруг» спонтанно появилось сочетание кристаллов и голубых живых цветков. Это по его объяснениям, но если увидеть взаимосвязь с началом конденсации центрального образа в восприятии Гаи, то никакого «вдруга» и «спонтанности» не было, а было начало рождения первообраза в ядре планетарного сознания.

Во-первых, прекратилось хаотическое движение вихрей и они перестроились на другое время. Что это за другое время, пока неизвестно. Это можно выяснить у тех, кто пройдет мистерию и обнаружит свое уникальное чувство времени. Философ предполагает, что в этот момент сформировался спектр планетарных параллельных времен и единое человечество стадо расслаиваться на ряд параллельных человечеств, сводящихся к вселенскому человечеству как далекой непознанной перспективной цели, что и есть начало освоения вселенной. Отсюда и спектр женских образов в образе Евы.

Во-вторых, соотнесение цвета живых цветов и цвета поляризованного света кристаллов, что прямо указывает на то, что в мире что-то согласовалось между собой, но тревога старой социальности осталась.

В-третьих, цветки сине-голубые с белым, но есть и золотой, что полностью воспроизводит основу цветовой гаммы Евы. Причем в отчетливом соответствии.

В-четвертых, в этой серии есть завершающий образ — камни в воде и опавший лист. Здесь золотой цвет перешел в червонный, свечение кристаллов прекратилось и они стали камнями, а сам эффект свечения и синевы сосредоточился в воде, как основе жизни. Практически это означает, что родилась какая-то новая социальность и начала свое существование, уже независимое от старой.

Именно так видится отражение асоциальности в подсознании.

Для входящего в мистерию выставки и начавшему познание самого себя здесь важно, что этот путь уже обозначен в художественных образах представленных работ, схвачен осознанной логикой и завершен в центральном образе. Следовательно, путь собственного подсознания вполне можно выстраивать в соответствии с тем, как это проявилось в работах Бычка. Ошибки здесь нет. Но каждый человек прошел этот путь по-своему, каждый нес свою эстетику и эта своя эстетика пока не проявлена, но именно эта эстетика есть главный результат движения духа человека. Главное его богатство и основа достоинства, основа неизбежного налаживания личного асоциального понимания в новой, абсолютно иной социальности, на первых порах лишенной даже возможности появления животной пошлости. Это и есть свобода, свобода от пошлости. Весь остальной объем свободы есть лишь материализованный результат главного состояния свободы.

Левый шлейф. Лама. Движение асоциального сознания. Надсознание

Все, что представлено в работах Ламы, есть сплав двух статичных (социального Прошлого и личного Будущего) и одного динамичного (личная неопределенная одухотворенность прокладывающего путь в XXI век) настоящего. Четвертый элемент (личная определенная одухотворенность идущего в XXI век) в руках у того, кто войдет в мистерию. Четвертый элемент завершает мистерию и порождает личную персональную эстетику. Это и есть главная цель выставки — проявление эстетик XXI века.

При восприятии работ Ламы следует сразу определить образное оформление трех элементов и выявить свой четвертый, увидеть его в себе. Практически это означает, что работы Ламы не имеют четкой временной привязки к определенному периоду и составляют тайну личности, поскольку в асоциальном сознании сам феномен времени слабо привязан к социальности и движется из социальности к началу новой социальности. Поэтому гораздо плодотворнее для участника мистерии воспринимать работы в их смысловом значении и выявлять собственные смыслы. Фактически это значит выявлять собственную тайну и собственный смысл.

Координаты представленных Ламой образов:

• Устойчивый социально определенный объективный образ, идущий из прошлого в настоящее.

• Подвижный социально определенный объективный образ, идущий из лично определенного будущего в настоящее.

• Лично определенный смысл соединения устойчивости и подвижности, в котором содержится момент истины.

• Восприятие момента истины участником мистерии в совокупности:

центрального образа Гаи,

образов правого шлейфа Бычка,

конкретно воспринимаемого образа левого шлейфа Ламы,

выявление логики, представленной Философом как конкретный процесс проявления истины и определения своего личного смысла, что и позволит выстраивать свои эстетики.

Это техника работы по самоопределению себя в мире будущего через эстетику эволюционно более высокого мира.

Безусловно, можно воспринимать и в какой-то своей логике, но тогда главный практический результат, перевод своего чувства красоты в эстетику не состоится и останется в качестве бездеятельного созерцания, что уже неплодотворно в распадающемся нетворческом мире.

Утверждение, что мир алогичен, распадается, опошляется, уже неверно. Новый мир уже родился и уже наполняется новыми чувствованиями.

Эти чувствования есть в образах Ламы и технически зафиксированы в той свободе, с которой он плавит изменяющийся объективный мир, оживляя само время в формах другого неподвижного объективного мира и вычленяя понятный ему смысл через красоту взаимодействия, в котором и рождается персональное чувство времени — главный объект образа. Если красиво, то истинно. Если истинно для Ламы, то и для участника мистерии есть возможность постижения своей истины и своего понимания красоты.

Представленные работы достаточно отчетливо делятся на движение жизни, движение природы, движение культуры (города), движение символа, что и составляет главную структуру души человека, позволяя ориентироваться в движении образов.

Лама делает главное — дает участнику мистерии свободу движения к самому себе. Если Лама свободен в своем времени, то и любой уже имеет право на свободу, следовательно, уже свободен.

Но свобода есть лишь иная формулировка соотношения прав и обязанностей. Человек не может быть свободным, если он не определился по всему объему вытекающей из свободы ответственности. Формулировка своей ответственности всегда связана с переводом чувства красоты в эстетику через напряженную работу с философскими категориями. Эту свободу профессионально обеспечивает уже Философ. Но делать ее обязан каждый сам, поскольку объем продекларированной во всем объеме цивилизации, но пока непонятой и необеспеченной свободы превышает возможности социального сознания.

Санкцию на столь высокий уровень новой свободы дает Бычок, поскольку в своем социальном сознании он увидел, что мир наполнился светом в кристаллах, изменил функцию личного времени в улитках, слил в одном образе живой мягкий свет природы и жесткий поляризованный свет кристаллов, перевел это явление света в воду, остудив базовый мир нашего, уже радикально изменившегося и необычайно расширившегося подсознания. Это состоявшийся факт и придется с этим фактом жить.

Гая обозначила смысл свободы, указав, что в женщинах планеты уже проявился образ общей для человечества праматери и задачей мужчин является познание природы этого образа, а следовательно, и природы всех богов. Это значит, что образ будущего бога уже явлен, уже поднимается из глубин неимоверно расширившегося подсознания, где каждый одновременно является и русским и европейцем, и китайцем и индусом, и африканцем и атлантом, и американцем и литовцем и т.д. Но каждый видит мир по-своему и важно совместить это «по-своему» с правильно сформулированным Символом веры. Ошибка в формулировке ведет к гибели и забвению.

Постижение самого себя нового, неиспробованного, непроявленного в чувствах через образ новой женщины, как творения уже ранее явленных богов, и составляет высший экстаз нашего времени как времени личной Персоны, давшей, вслед за Иисусом, высшую санкцию самому себе через манифестацию своего видения свободы и своего метода самоограничения, как право на взятие и исполнение обязательств всех перед всеми.

Образ новой женщины уже мерцает в глазах современниц, но без мужского движения к красоте, она не проявляется и вянет, порождая разочарование и аборты.

Логика мистерии. Философ. Движение из будущего. Источник асоциальности — Символ

Все сказанное безусловно легенда, связанная определенной логикой видения мировой мистерии Философом, поверившим, что эти три разных человека есть проявление одной сущности. Но сама эта сущность явлена Философу и лежит в основе его непонятной и алогичной на первый взгляд деятельности. Философ убежден в реальности своего видения мира. Эта убежденность позволила ему увидеть определенную красоту в представленных работах и перевести в понятия эстетики.

Но сама эта работа Философа дает санкцию каждому на подобный подход к самому себе. А раздвижение рамок внутреннего мира человеческого существа всегда являлось миссией любого Философа. Тот, кому это удалось, тот и стал Великим Философом. Удается не всем, но стремиться к этому обязан каждый Философ. В конечном счете всегда появится тот, кто все философские неудачи сведет к безусловной удаче, поскольку без этой удачи ничего в мире не состоялось бы.

«Если кто-то смог, а мне надо, то и я смогу» — вот лозунг каждого входящего в мир собственной мистерии. Это очень и очень непростой путь, но только этот путь ведет к счастью, поскольку связан с освоением новых пространств — пространств Вселенной, где высшей властью всегда являлись Боги и Творец Вселенной. Но это и высшей степени ответственный путь, поскольку на идущего сваливается ответственность за все прошедшие поколения перед всеми будущими. На этом пути нет места отрицанию ни одного человека, народа, цивилизации, Бога. Здесь возможно исключительно познание и преодоление как воплощение в своей личности смыслов любых богов, цивилизаций, народов, людей и реализация этих смыслов через свой личный персональный путь. Здесь властвует исключительно Истина во всех ее проявлениях, в том числе и осознанного богоборчества.

Это и есть проявление действительных ценностей накопленных человечеством на долгом пути познания самого себя, данных ему богов как проявления Творца Вселенной, порожденного богами объективного и постоянно трансформирующегося мира.

В XX веке попробовали снизить образ Бога до отражения человека. Получилось то, что и должно было получиться. Распадающийся под давлением человеческого произвола, пронизанный грязным политиканством мир.

Руки у всех по локоть в грязи и крови, поскольку высшую ответственность перед Богом мы передали безответственной власти и лишились главного признака человечности — чести и совести. Восстановить эти явления, очистить руки и встать на путь к самому себе — главная задача мистерии. Только так можно восстановить чувство прекрасного, защитить от мертвящей пошлости в каждом своем действии безо лжи и романтических иллюзий, перевести его в социальную практику, дав каждому профессионалу право на достоинство своей профессиональной деятельности — убеждение, что производимый ими продукт действительно ценен, действительно угоден Богу, действительно не разрушает, а восстанавливает планету.

А путь к самому себе всегда есть путь восстановления веры в себя и других.

Абсурд. Зритель-участник. Выбор пути в будущее. Эстетика персоны

Современная, выпавшая из времени цивилизация утверждает, что мир абсурден, а жизнь человека — ничто без денег. Кто способен на демонстрацию еще большего абсурда, на самоуничтожение в себе личного начала, тот и получит возможность управлять деньгами. Кто согласится лгать, тот может пользоваться деньгами. Именно к такому выводу пришло искусство второй половины XX века. Вывод правильный и полностью соответствует смыслу Библии. Но что такое ложь сегодня? И что есть истина сегодня?

Проблема в том, что в реальности никто сейчас по большому счету не лжет. Всем всё ясно. Человек должен служить только другому человеку. Если охота служить Богу, то за свой счет и в свободное от службы человеку время. Но тогда есть другой вопрос: а что есть человек сегодня? В чем заключена истинность его существования для нас? Ответа нет. Есть паллиативный промежуточный ответ, данный нам в практике взаимоотношений: человек есть носитель абсурда своей жизни. Это правда, но правда, не имеющая отношения к Человеку. Ради такого результата Иисус не пошел бы на крест. Именно такой результат смыл с лица земли Бог в первом потопе. Ради такого результата не имел бы смысла героизм наших предков. Они решали совершенно другой вопрос и имели в виду совершенно другой результат. Какой? Современный абсурд отвечает, мы всего лишь трусливые животные, наше дело жрать из корыта, криво усмехаться и ни о чем не думать, а то заболеем.

Но абсурд есть лишь проявление ошибок самой цивилизации, и он не может лежать в основе человеческой жизни и личности. Любой бог рождался как метод отрицания абсурда и утверждения определенной им истины. Но любое социальное исповедание истины всегда завершалось абсурдом. Абсурдом завершил свое существование и коммунизм, затеяв поворот сибирских рек. Без коммунизма любая социальность проявила свою абсурдность, и сейчас мы присутствуем на финальном этапе конца абсурдной цивилизации, когда разрешена и поощряется любая ложь.

Вершиной искусства современного абсурда является современная реклама, где мы все с нашими душами, мечтами, прошлыми и будущими богами представлены в качестве идиотов, мечтающих приобрести некачественный товар за большие деньги, которые затем превращаются в оружие и еще более бессмысленные унижающие наше достоинство «проекты». Именно так мы все выглядим в глазах тех, кто согласился быть хозяевами современного мира. Согласились немногие, поскольку жить в абсурдном мире им также противно, как и нам.

Именно по этой причине все мы пропитаны абсурдом, всегда завершающимся войной. Но и война сейчас абсурдна, поскольку никаких реальных врагов, кроме сдохшего образа самого себя, нет. Это и есть настоящий враг всех. Победа над этим врагом непроста, поскольку ни за что не отвечающим идиотом легче жить. И многие согласны, но только лишь жалко и трусливо жить. Отвечать за результат абсурдной жизни некому. И этот абсурд необходимо преодолевать. Но преодоление носит исключительно личный характер. Преодоление самого себя во имя возвращения в мир здравого смысла, героизма, высокой романтики, осмысленной одухотворенности. И выставка дает возможность сделать первый шаг к самому себе в мистерии настоящих образов.

Терроризм — это не внешний враг, это оборотная сторона абсурда. Это бывшие наши сограждане, выброшенные из жизни, поскольку попытались жить не по законам утвержденного абсурда либо по законам своего абсурда. Но в любом случае все это не более чем абсурд. Следовательно, для того чтобы преодолеть терроризм, необходимо преодолеть абсурд. Это значит, что природа человека необратимо изменилась и обретение здравого смысла возможно только на ином, более высоком уровне. Этот уровень и следует обнаружить на пути к самому себе. Вновь обрести себя, нового, но не утратившего давно известные и никем неоспоримые истины. А это значит, что в изменяющемся мире необходимо остаться самим собой. Как это совместить: остаться самим собой, обрести самого себя, прийти к самому себе?

Если кто-то в этом мире остался самим собой, то, значит, и другой может. Если кто-то сохранил в себе данную ему частицу истины, значит, и в других это частица есть. Если кто-то явил образ истины, значит, и другой может. Если кто-то разглядел истинный образ в одном, значит, может разглядеть и в другом. Все в этом мире можно, но все уже и ответственно. В этом и заключена суть мистерии — обретение самого себя.

Надо лишь помнить, что понять и высказать истину несложно, она общеизвестна и опошлена. Трудно жить в соответствии с высказанной истиной и отвечать за истинность своей истины. Но надо, и кроме нас, ныне живущих, некому. Тот, кто ушел из жизни, уже все сказал и ничего не может изменить, прав он был или не прав. Мы можем только оценить то, что он оставил нам, и исправить там, где он был не прав. Тот, кто еще не родился, ничего не может сказать, но можно услышать его голос. Изменить внешний мир во имя нашей истины невозможно. Никто нам не поверит. Воевать с миром бесполезно. А вот изменить себя — можно. Мир поверит только тем, кто научится жить в ладу с собой истинным и научится видеть истину в других, соединяя эти истины со своей. Тогда и мир начнет меняться. Именно так поступили первые христиане и выиграли борьбу за право отвечать по обязательствам мира.

Многие пытаются уйти от сложностей мира, критикуя его за несовершенство и безысходную пошлость. Но уйти от сложностей нельзя, поскольку это сложности, порожденные движением обязательств, а человек предназначен для исполнения всего объема обязательств. Никакого другого предназначения у него нет. Вне обязательств нет человека. Следовательно, необходимо эти сложности преодолеть. А сами эти сложности носят внутренний характер образа человека. Следовательно, и преодолевать необходимо именно самого себя ложного, неистинного. Критерий самым подробным образом изложен в Библии. Выставка-мистерия показывает, что сложность мира преодолима, но только на пути расширения своих обязательств.

Многие пытаются любить ближнего своего не разобравшись в природе этого чувства. Но это не совсем точное толкование истин Нового Завета. Любить можно только отпечаток Бога в человеке, т.е. то, что составляет часть себя самого. А для этого следует разобраться в том, что в человеке есть ваша истина, иначе любовь к человеку вообще превращается в любовь человека к своему рабу. Но сейчас мало кто согласится быть рабом другого человека. А на всю жизнь — никто. Когда мы любим в человеке только истину, то изначально задаем независимость и взаимоответственность в обязательствах, поскольку высшая ответственность, совесть уходят в будущее и реализуются в будущих поколениях.

Выставка-мистерия точно задает основные векторы, вдоль которых лежит узкий путь к самому себе идеальному от самого себя абсурдного. Это:

• выбор центрального образа, в котором отображен акт планетарного сознания как нарождающейся реальности;
• выбор критерия социальности в правом шлейфе образов, где отображены реальные состояния социального сознания;
• выбор критерия асоциальности в левом шлейфе образов, где отображены движения души за пределами социальности;
• выбор логики восприятия этих трех элементов из будущего как перевод своего чувственного восприятия данного триединства в эстетику собственного мировосприятия, где уже задан критерий истины.

С этого момента начинается мистерия отделения Истины от Абсурда, Добра от Зла. С этого момента начинает свое движение планетарная личность, которая способна понять любого человека и совместить это понимание с объективными истинами Священного Писания. Начало пути может быть каким угодно, поскольку никто из нас не волен изменить свое прошлое со всеми обязательствами и поступками. Но движение к познанию самого себя возможно, когда правильно сформулирован Символ собственной веры.

Мистерийность возникшего чувства заключена в восприятии себя планетарной личностью, где есть всё и все, где сам феномен тайны бытия прямо расположен в собственной душе, где ничего в прошлом не отвергается, а понимается и преодолевается, следовательно, появляется реальная ответственность перед будущим. Это и есть путь самого Иисуса, как того, кто первым проложил дорогу в будущее, и сейчас видно, что никакого другого пути нет.

Примечания

1. Продолжение. Начало в сб. «Малевич. Классический авангард. Витебск. 7».